Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека, - это ощущение таинственности. Оно лежит в основе всех наиболее глубоких тенденций в искусстве и науке. Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне если не мертвецом, то, во всяком случае, слепым.

Альберт ЭЙНШТЕЙН(1)

Религия - величайшее достижение дьявола. В ее лице он успешно провернул свой самый дерзкий ход. Он чудовищно выдал себя за Бога. Он заставил нас поклоняться ему с благоговением. Он подвигнул нас на всевозможные злодеяния во имя святости. Он выдал свои предрассудки за мнение Бога. Вынудил нас разделить человечество на «своих» и «чужих», верующих и неверующих, спасенных и проклятых. Нас он убедил в том, что нас Бог любит, а их нет. А их в обратном - что Бог любит их, но не нас. А затем совершает нечто сколь мрачное, столь и гениальное, предостерегая свое стадо преданных овец: «Не смейте обращать внимания ни на кого, кроме меня, ибо дьявол - само коварство и непременно обхитрит вас».

Первые христиане разоблачили замаскированного дьявола, когда, критикуя умирающий иудейский буквализм, изобразили Иегову как надменного Демиурга. Не то чтобы это потревожило дьявола. Он сделал то, что делает всегда, - перехватил власть над новой духовной традицией, которую основали эти радикалы, обернув христианство самой авторитарной и варварской из когда-либо существовавших религий.

Как он это делает? Злоупотребляя оказанным доверием. Предлагая уверенность миру, охваченному чувством опасности. Он убеждает своих последователей, что им (и им одним) известно, как все устроено. Ослепленные собственным мнением, они больше не видят реальности Тайны. Они совершают единственно возможное богохульство - смешивают относительное с Абсолютным. Надутые от уверенности, что чем-то лучше других, они с охотой пополняют ряды элитного корпуса дьявола - мучеников и головорезов, готовых лишить жизни себя и других во имя идей и громких, но пустых слов. Все ради обещанного вознаграждения, хитро отложенного до загробной жизни.

Уверенность разделяет нас. Сомнения сближают. Все мы видим жизнь по-разному, что и неудивительно, ведь у каждого из нас свой опыт ее восприятия. Иногда мы соглашаемся друг с другом, иногда нет, и это делает жизнь интересной. Есть лишь одна вещь, насчет которой, если только мы совершенно честны, все мы приходим к единому мнению, - ни одно понятие не способно вместить в себя всю полноту жизни. Она за пределами понимания. Больше, чем мы можем себе представить.

Взглянем на это в перспективе. Если мы живем до восьмидесяти лет, это дает нам четыре тысячи недель, чтобы разобраться в жизни, что к чему. А Вселенная, в которой мы обитаем, бесконечна, и каждый дюйм ее - загадка. Как ярко выражается языческий философ Метродор: «В действительности никто из нас не знает ничего. Даже того, знаем мы что-либо или нет».(2) Конечно, за исключением приверженцев дьявола. Они все знают наверняка. Феодот пишет:

«Те, что спят глубже всего, под властью красочных и неподвижных снов думают, что они самые пробужденные, поэтому самые невежественные думают, будто знают больше всего».(3)

Когда мы говорим о «дьяволе», конечно, мы не ожидаем, что нас воспримут буквально. Речь идет о мифическом персонаже. Но иногда мифический язык помогает убедительнее всего передать мысль. Христос - объединитель, а Дьявол - его злой брат, разделитель. Несложно заметить, когда делами заправляет второй, - именно тогда люди считают себя отделенными друг от друга, что приводит к излишним страданиям. Процветают эгоизм и лицемерие. Вспыхивают ссоры из-за сущих пустяков. Благо смешивается с тем, что хорошо для «нас». Вина сваливается на «них».

Также легко увидеть, когда происходящим правит Христос. Куда бы он ни направлялся, везде он оставляет за собой любовь и понимание. Люди добровольно помогают друг другу, потому что такова их истинная природа. Самоотверженное сочувствие творит чудеса. Призывы к мести сменяются скромным прощением. Разрывается круг, созданный менталитетом «око за око». Люди осознают, что все мы - Едины.

Мы надеемся, что эта книга внесет свою лепту в осуществление «тайного замысла» Бога в представлении Павла - что все мы станем одним целым через любовь Христа.(4) Наша критика буквалистской религии, как и та, что была высказана гностиками до нас, нацелена не на раздувание еще больших распрей, а на разъяснение, что стоит на пути к единству. Разногласия нельзя превозмочь, если немощно выдавать желаемое за действительное. Нужно понять их причины. Если духовность разовьется настолько, чтобы оставить позади противоречащие друг другу региональные религии, мы должны быть готовы посмотреть правде в лицо. История показывает, что буквалистская религия, как и национализм, объединяет людей, лишь отделяя их от других. Она может утверждать, что представляет объединителя, хотя в действительности вершит дела разделителя.

Мы предприняли попытку пролить свет на тайные учения первых христиан, так как чувствуем, что когда дьявол вселился в христианство, нечто очень ценное было утрачено. Несмотря на непрестанные гонения, это нечто не пожелало умирать. Сегодня оно снова всплывает на поверхность нашей культуры. Нечто, что может стать нашим будущим.

Да. Эта книга служит определенной цели. Мы не писали беспристрастного обозрения причудливого периода в истории человеческой мысли. Это было бы абсурдно. Зачем бы нам понадобилось, зная об удивительной тайне бытия и неизбежности смерти, попусту тратить годы своих мимолетных жизней на исследование чего-либо, если бы мы не чувствовали его важность и способность принести пользу? Нет. Эта книга - не академическое упражнение. Ее цель - изменить историю.

В будущем прошлое будет другим. Это совершенно точно. Наше представление о прошлом постоянно меняется вместе с представлением о настоящем. Убеждения о том, откуда мы пришли, имеют значение, потому что влияют на то, куда мы направляемся. Наш пересмотр истории и смысла христианства, самой влиятельной религии в истории человечества, преподносит нам иное прошлое и возможность лучшего будущего.

Мы чувствуем, что, возможно, находимся на пороге позитивной новой эры в эволюции сознания. Но нет сомнения, что первые христиане чувствовали то же самое - и не могли совершить большей ошибки. Чтобы убедиться, что человечество не повторит своих ошибок, мы должны понять, что произошло около двух тысяч лет тому назад. Бесполезно отвергать деспотичные притязания католической церкви, которая продержала нас так долго во мраке средних веков, если продолжать верить пропаганде, которую ее апологеты выдают за историю. Пока мы не прекратим этого, предчувствие возвращения к духовному фашизму всегда будет преследовать нас.

Мы не утверждаем, что знаем истину о христианстве. История фиктивна всегда. Описать несомненно и окончательно невозможно даже настоящее, не говоря о прошлом. Каждое мгновение слишком богато. Прошлое, как и настоящее, - абсолют, говорить о котором возможно лишь относительно. Но только то, что каждое представление в лучшем случае может быть лишь частично верным, вовсе не означает, что мы должны оказаться в однородной каше, где любое из них ничем не лучше другого. Некоторые взгляды явно лучше других. Они никогда не смогут воплотить в себе Абсолютную Истину, но вполне могут быть ближе к ней или дальше.

Мы полагаем, что наше мнение об истоках и смысле христианства приближает нас к истине. В своей предыдущей книге, «Таинства Иисуса», мы предоставили неоспоримые доказательства того, что история об Иисусе является мифом, основанным на языческих аллегориях об умершем и воскресшем Богочеловеке. В этой книге мы показали, что первые христиане также адаптировали миф о падшей Богине, который дополняет предыдущий. Мы попытались выявить аллегорический смысл целого христианского мифического цикла и показать его истоки в античной гностической традиции. Мы считаем, что все эти доказательства убедительно подтверждают то, что мы назвали «тезисом Таинств Иисуса» - что христианство поначалу было иудейской адаптацией языческих мистерий.

Истолковывая миф об Иисусе как фактическую биографию, буквалистское христианство создало религию, основанную на истории, а не тайне. Великий мифолог Джозеф Кэмпбелл пишет:

«Когда поэзию мифа принимают за биографию, историю или науку, она погибает. Живые образы становятся отдаленными фактами давних времен и небес. Более того, несложно показать, что с научной и исторической точки зрения мифология абсурдна. Когда цивилизация начинает интерпретировать ее подобным образом, жизнь покидает ее, храмы превращаются в музеи, а связь между двумя взглядами исчезает. Несомненно, именно такая участь постигла Библию и большую часть христианского культа».(5)

Как ни парадоксально, но гностические корни - единственное, что может помочь христианству выжить. Однако этого не произойдет. Религии приходят и уходят, и становится все более очевидным, что время христианства прошло. Теперь вопрос лишь в том, насколько долгой и неприятной будет его предсмертная агония.

Но мы не намерены спасать христианство, воскрешая христианский гностицизм. Каким бы глубоким он ни был, он принадлежит другим временам и чуждой для нас культуре. В конце концов, немногие сегодня изложили бы идею выхода за пределы отождествления с телом, прибегая к гротескному образу мученической смерти. Такое мышление устарело. Слава Богу, сегодня в нашей повседневной жизни куда меньше жестокости. Сказка об умершем и воскресшем Богочеловеке великолепна, но ее место - во вчерашнем дне.

По этим же причинам мы не предлагаем исправить вековую историю патриархального шовинизма и вернуться к служению Богине. Как показывает христианство, мифы сложно отбросить, но успешно возродить таковые, когда жизнь покинула их, еще сложнее.(6) Богиню не стоит спасать из заточения среди музейных экспонатов. Умершему и воскресшему Богочеловеку можно, наконец, позволить покоиться с миром.

Мы не продвигаем регрессивный романтизм возвращения к «утерянной стародавней мудрости» первых христиан. Мы предлагаем повторить то, что сделали они. Они снова вдохнули жизнь в вечную философию гностицизма, успешно переработав ее в доступную в то время форму. Пришла пора и нам заняться тем же.

Иногда в истории Запада случались короткие периоды подходящих условий для возрождения, переработки и распространения Гнозиса, что имело положительное влияние на человеческую культуру. Рассвет классических Афин был именно таким. Он длился всего тридцать лет, но этого было достаточно, чтобы сформировать античный мир. Флорентийский Ренессанс также был подобным периодом. Продлившись всего несколько десятилетий, он посеял семена всего наилучшего, что есть в современном обществе. И мы с вами живем в таком периоде, когда перед нами открываются подобные возможности. Организованная религия ослабляет свою удушающую хватку, дезориентируя нас и заставляя искать новый смысл. Повсюду рождаются новые формы духовности. Многие провидцы осознали появившуюся драгоценную возможность трансформировать наше коллективное представление о том, что значит жить.

Никогда ранее почва не была такой благоприятной для укоренения Гнозиса. Но подобные условия не длятся долго. Классические Афины и Ренессанс были жестоко подавлены непредвиденными реакционными силами. Это может произойти снова. Когда устаревшие убеждения терпят крах, кто-то движется дальше, а кто-то продолжает цепляться за них - с фанатичным упорством. В то время как буквалистская религия большей частью идет на спад, фундаментализм, ее экстремистское крыло, настроен более воинственно, чем когда-либо, особенно в христианстве и его стародавнем сопернике исламе. Эти люди особенно нуждаются в любви и уверении, что жизнь безопасна. Но сами они чрезвычайно опасны, можете быть уверены.

Чувствуя угрозу и собственную уязвимость, христианские и мусульманские фундаменталисты становятся все более воинственными и нетерпимыми, что вполне может окончиться одобренной свыше дракой, чтобы избавиться от напряжения. Ничто так не оживляет поддержку религии как конфликты во имя Бога, и они это знают. Ирония в том, что, если бы только они сами увидели это, христианские и мусульманские фундаменталисты - одни и те же люди. Их взгляды на жизнь мотивированы теми же нуждами и неврозами. В других они ненавидят отражение того, что ненавидят в самих себе. Если бы судьба предопределила их рождение в иной культуре, они были бы фундаменталистами иного убеждения.

Еще одна великая ирония в том, что и те и другие совершенно неверно истолковали собственные духовные традиции. Как и христианство, ислам вначале тоже был радикальным движением гностических вольнодумцев (см. Приложение II: «Гностический ислам»). Вырождаясь в догматизм, эти религии становятся непримиримыми врагами, которые ссорятся, решая, какой культ предпочитает Бог. Однако в свое время они проповедовали одну и ту же вечную гностическую философию. И не всегда были деловыми партнерами ООО «Вельзевул».