С занятием Сард совершился поворот в истории этой войны, но он не принес счастья грекам. Если отдельные племена, прослышав о блестящем с виду успехе восстания, и примкнули к нему, то вообще бесполезное сожжение Сард и разорение храма Кибелы было как бы сигнальным огнем, встревожившим всю окрестность; этот факт вызвал величайшее ожесточение в лидийцах и послужил поводом к более быстрому сбору неприятельских отрядов. Уже на торговой площади пылающего города, на берегу Пактола, андийцы вместе с персами отчаянно боролись против ионийцев, которые были отброшены назад с такой быстротой, что должны были начать отступление к морю, не стяжав ни славы, ни добычи. В Сузах же разорение Сард, естественно, произвело такое сильное впечатление, что персы стали действовать быстрее и энергичнее, между тем как без этого события они сочли бы восстание более ничтожным и больше не обращали бы на него внимания.
Между тем инсургенты были застигнуты близ Эфеса во время своего отступления стекающимися отовсюду войсками и потерпели поражение, вследствие которого афиняне поспешили домой через Милет. Единственным результатом их участия в войне было то, что они сильнейшим образом возмутили персидского царя и вызвали его справедливый гнев. Ионийцы же ограничились только действиями своего флота, и под впечатлением, произведенным сардским походом, плачевный исход которого не мог быть вполне оценен в более отдаленных местностях, им удалось склонить к участию в общем деле всех греческих приморских жителей и моряков от Босфора до Кипрского моря; число восставших городов, таким образом, значительно увеличилось. Даже кавнийцы, прежде отказавшиеся от участия в походе, теперь присоединились к ним.
После неудачной попытки действовать наступательно и самим избрать театр военных действий грекам оставалось теперь только встретить нападения персов, выступивших в поход против их островов и берегов. Это было тем труднее, что персы одновременно двинулись несколькими отрядами и в разных направлениях.
Местом военных действий стал теперь Кипр, где обстоятельства сложились совершенно так, как в Ионии, ибо остров этот состоял из группы городских территорий, управляемых тиранами под верховным владычеством Персии. В основе кипрского восстания, как и милетского, мы находим частные интересы одного лица. И здесь восстание было делом не всего народа, а одного только честолюбивого человека, Онезила, брата Торга, который правил в Саламине, значительнейшем из всех островных городов. Он стал его полным властелином и с той поры возбуждал островитян, которые все, за исключением населения Амафа, добровольно присоединились к нему. Он осадил город, бывший единственным препятствием к полному господству над всем островом, и призвал на помощь себе ионийцев, находившихся еще в Карии. Но еще до их прибытия из Киликии переправилось персидское войско, а финикийский флот находился уже на саламинском рейде.
После прибытия ионийцев Онезил предложил им поменяться местом борьбы; ионийцы должны были идти против сухопутного войска, киприоты же – разместиться на кораблях. Предложение это было, вероятно, вызвано недоверием Онезила к своим соотечественникам, которым на суше представлялось больше случаев для измены. Но ионийцы не захотели отдать своих кораблей, они поплыли навстречу финикийцам, когда последние огибали северо-восточный мыс, и разбили их. Но победа эта была бесплодна, ибо на суше случилось то, чего страшился Онезил. Стезенор, курионский тиран, перешел во время битвы на сторону врагов, за ним последовали и саламинские бойцы на колесницах, которые, без сомнения, принадлежали к числу знатных граждан, ибо они не желали народного восстания, угрожавшего после изгнания персов положить конец и привилегиям родов. Онезил пал в битве. Саламин сдался и снова принял к себе Торга; из всех городов одна только Солея, лежавшая на северном берегу, противилась персам, благодаря национальному настроению духа своих граждан, в течение долгих месяцев, хотя властитель ее, Аристокипр, сын Филокипра, и пал в битве рядом с Онезилом. Население Солеи состояло из афинских переселенцев, этим объясняется любовь к свободе, проявлявшаяся только в одном этом городе.
Солея была эллинским форпостом, словно затерявшимся на далеком востоке. После годовой борьбы намерение образовать из эллинских островов особое государство было оставлено, весь остров снова подпал под верховное владычество персов, Кипрское море было умиротворено, прочная связь с Финикией снова восстановлена, так что персы тогда же могли обратить против Ионии все свои военные силы.
Под энергичным руководством Артаферна Сарды стали центром военных приготовлений в Малой Азии. Там образовались три отряда; один из них Артаферн удержал при себе, чтобы охранять Сарды и вовремя привести в исполнение последние и решительнейшие действия против главнейших пунктов. Два меньших отряда, находившихся под начальством Давриза и Гимея, предназначались для оказания быстрой помощи тем из приморских местностей Персидского государства, которым угрожала наибольшая опасность. Северо-запад был самой надежной частью Малой Азии, так как здесь можно было опасаться, чтобы скифы не соединились с ионийцами. С изумительной быстротой Давриз появился поэтому близ Геллеспонта и в несколько дней завоевал Дардан, Абидос и Лампсак; по повелению царя города были разрушены, граждане уведены в плен, корабли их уничтожены, вся азиатская сторона пролива покрылась дымящимися развалинами городов.
Между тем как Гимей двинулся от Пропонтиды к Эолиде для покорения Троянского полуострова, Давриз поспешил к югу, где произошло возмущение среди карийских горных народов. Карийцы были разбиты близ того места, где Марсий вливается в Меандр; из долины Марсия они поднялись по направлению к горе Латмосу, столпились на южном склоне ее, в Лабранде, вокруг их национального святилища, посвященного Зевсу Стратию, и в этой горной стране напали на Давриза со всем его войском, которое и уничтожили. Это были самые серьезные битвы в течение всего восстания. Но эти и другие подобные же успехи так и остались одиночными явлениями, без всякой связи между собой, в то время как персы непрерывно выдвигали из глубины страны все свежие военные силы. После того как на севере и юге было уничтожено всякое сопротивление, из Сард выступил средний и самый главный отряд, под управлением Артаферна и Отана. Клазомены и Кумы были обложены со всех сторон, чтобы таким образом теснее окружить и отрезать от внутренних земель самый центр восстания, но несмотря на ловкость, которой персы вообще отличались в ведении осадных войн, эта осада тянулась в продолжение многих месяцев, и Артаферн, недовольный ее медленным ходом, вернулся в Сарды, куда к нему прибыл Гистиэй с новейшими приказаниями великого царя.
На третий год войны Гистиэй добился цели своих желаний. Ему удалось уверить Дария, что только он один способен покончить с восстанием. Все, по его мнению, зависело от нанесения решительного удара Милету, прежде чем из-за моря прибудет новая помощь; он особенно возбуждал гнев Дария против заморских греков. Что касается Артаферна, то самым ненавистным зрелищем для него был вид Гистиэя, и как Гистиэй ни прикидывался добродушным, высказываясь в главной квартире сардского войска перед царским наместником насчет положения дел и происхождения восстания, Артаферн понял его хорошо и сказал ему в упор: «Ты сшил башмак, а Аристагор его надел!»
Гистиэй не мог долее продолжать своей двуличной роли, он твердо решил снова стать истым ионийцем и сгруппировать вокруг себя инсургентов. Он бежал на остров Хиос, где находилось наготове больше всего средств к борьбе и где господствовало наибольшее рвение к национальному делу. Посредством всевозможных измышлений относительно планов великого царя он попытался увлечь большинство ионийцев из их жилищ во внутренние земли, усилить их озлобление. С Хиоса он отправился потом в Милет, чтобы стать во главе восстания. Новый акт драмы должен был вскоре разыграться.
