Воинственная деятельность Мегабаза была двоякого рода, ибо ему приходилось иметь дело и с местными народностями, и с греческими приморскими городами. Только эти последние оказывали ему сильное противодействие, и среди них особенно Перинф, колониальный город самосцев, возвышавшийся широки – ми террасами на одном из полуостровов Пропонтиды и отлично расположенный для обороны. Однако этот город был уже ослаблен нападениями пеонийцев и должен был уступить превосходству сил Мегабаза. Свободный от нападений с тыла, Мегабаз двинулся к западу, в самый центр Фракии, население которой было раздроблено на такое бесчисленное множество племен, что нельзя было и думать об активном сопротивлении. Могущественнейшим народом были жившие здесь близ Стримона пеонийцы, родственные фригийцам и троянцам, и, как видно из их войн с Перинфом, сами помышлявшие о расширении своей власти и морском владычестве. Теперь же они были насильственно остановлены в их развитии; их не только принудили присягнуть в верности, но и большинство их по повелению Дария было переселено внутрь Малой Азии.
Таким образом, войско Мегабаза достигло берегов Стримона, который образует собой важную границу в самой середине фракийского побережья благодаря громадной массе своих вод, широкому, обросшему тростником озеру, через которое он протекает, и глубокому заливу, в который он изливается, после того как прорвал себе путь через Пангеон. Правда, Мегабазу не удалось покорить ни горные пангеонские племена, ни поселения, выстроенные на сваях среди низменностей Стримонского озера; тем не менее и к самым отдаленным народностям были отправлены послы, чтобы и по ту сторону Стримонской области заставить признать могущество персидского царя. Значительнейшим государством здесь была Македония, управляемая царем Аминтой.
Аминта принадлежал к боковой ветви арголидских Теменидов. Во время смут, прервавших законную последовательность арголидских царей, в Македонию прибыл в середине девятого столетия до н.э. Каран и приобрел среди тамошнего горного населения царскую власть, ставшую наследственной в его колене. То не была деспотическая царская власть, а, напротив, установленная с самого начала на основании законов и взаимного соглашения. Вся историческая жизнь этого царства связана с племенем Теменидов и начинается с Пердикки, который из горной крепости Эгеи двинулся в Нижнюю Македонию, прежнюю Эмафию, завоеванием которой Темениды положили основание могуществу своего государства. Однако в течение целого столетия после смерти Пердикки дальнейшим успехам царей препятствовали беспрерывные войны с Иллирией; иллирийцы не только теснились вокруг границ государства, но составляли и внутри него значительную часть населения, упорно сопротивлявшуюся эллинской цивилизации.
Аминта, пятый царь после Пердикки, пользовался сначала большей свободой и мог заняться внешними делами. Он-то и завязал сношения с Писистратидами и предложил изгнанному Гиппию Анфемскую область близ Солунского залива, чтобы при помощи его, как Гигес благодаря милетцам, утвердиться на берегу моря. В доме Аминты царствовала греческая культура, и его сын Александр усвоил ее от всей души; для него вся будущность Македонии зависела от отношений с эллинскими государствами. Поэтому в то время как при приближении персидского войска одряхлевший царь считал нужным покориться неизбежному року, пылкий юноша был в такой степени возмущен притязаниями Ахеменидов, желавших связать судьбу его родины с судьбой азиатских царств, а также и раздражен чисто восточной заносчивостью их послов, что подготовил умерщвление их в гареме своего отца, слуги и вся пышная обстановка их достались македонянам. Несмотря на это, македонянам удалось достигнуть мирного соглашения с персами, не имевшими в то время возможности действовать силой. Аминта подчинился Дарию, царство которого номинально простиралось до границ Фессалии. Вся северогреческая горная страна стала вассальной землей Ахеменидов, и подобно тому, как некогда дорийцы двинулись из Македонии к югу, так теперь варвары хотели двинуться при удобном случае в южные земли, чтобы и с западной стороны завладеть Эгейским морем.
Те из греческих тиранов, которые отличались честолюбием, содействовали этим планам, особенно Гистиэй из Милета, выпросивший себе в награду за спасение царя и его войска лежавшую близ Стримона Миркинскую область. Господство над этой областью подавало умному правителю надежду на богатейшую прибыль; здесь находились серебряные и золотые прииски, здесь же был неисчерпаемый запас строительного леса и богатый гаванями берег. Гистиэй полагал, что здесь достаточно далеко от Суз, чтобы иметь возможность, не стесняясь, действовать по собственным планам. Он быстро принялся за дело и деятельно начал воздвигать прочные стены и закладывать на берегу Стримона большой город, который должен был стать новым Милетом, сборным местом для живущих в окрестности племен, столицей Фракийского моря, откуда с помощью северных пассатных ветров, значение которых для господства над Архипелагом не могло остаться скрытым от него, он хотел покорить южные города. В это время вернулся к Геллеспонту из пеонийского похода Мегабаз, он увидел грандиозные приготовления Гистиэя и понял планы этого честолюбивого человека, который в качестве эллина был ему ненавистен. Ему было нетрудно возбудить недоверие в царе Дарии. Вследствие этого Гистиэй был призван в Сузы и удержан при дворе под предлогом, будто великий царь не мог обойтись без непосредственного общения с ним.
Преемником Мегабаза по главному начальству над царскими отрядами, предназначенными для дальнейшего расширения и упрочения персидского могущества близ греческого моря, был Отан. Он завоевал два лежащие близ Босфора города, Византии и Халкедон, принудил к подчинению оставшиеся еще независимыми эолийские общины и соединился с Коэсом (которому Дарий из благодарности за верность, доказанную близ дунайского моста, дал на ленных правах остров Лесбос), с тем чтобы совместным походом завладеть Лемносом и Имбросом. После мужественного сопротивления лемносцы были отданы в руки Ликарета, брата самосца Меандрия. Таким образом, Пропонтида вместе с северными проливами и значительнейшими из северных островов, словом, важнейшие исходные точки для враждебных действий против Греции, находились в руках персов. Честолюбие наместников, равно как и политика великого царя, не спускавшего взора с запада, служили ручательством того, что персы не ограничатся этими пунктами. К этому же побуждал и целый ряд великих и малых причин, странным образом сочетавшихся там.
В свите Поликрата, сопровождавшей тирана в его последние годы, находился его врач Демокед. Он был задержан в плену Ороитом, и когда этот сатрап, с неукротимой злобой относившийся и к другу и к недругу, восстал, наконец, и против своего собственного верховного властителя и был умерщвлен по приказанию Дария, Демокед, уроженец Кротона, из-за которого ссорились главнейшие государства Греции, остался в Сардах, всеми забытый, в цепях и в грязи, с глубокой тоской вспоминая о своей родине.
В это время случилось, что вследствие вывиха ноги, приключившегося с Дарием на охоте, во всем государстве начался спрос на людей, сведущих в медицине; египетские врачи, считавшиеся в Сузах лучшими, только ухудшили зло насильственными средствами, и царь метался в бессоннице на своем одре. Ввиду этого бедствия вспомнили о кротонце. Его привезли из сардской тюрьмы. Сначала он хотел скрыть свое искусство, так как никакой расчет на почести или выгоду не мог утешить его в его разлуке с родиной. Но притворство не помогло ему. Он стал лейб-медиком царя, человеком богатым, знатным, возбуждавшим во всех зависть, особенно с тех пор как ему удалось исцелить и дочь Кира от грудного нарыва. Но и этим успехом своего искусства он пользовался только для того, чтобы сделать себе возможным возврат на родину. Он неустанно привлекал внимание Атоссы к Греции, и чем больше она узнавала об искусстве эллинов, тем больше увлекалась мыслью иметь прислужницами лаконских, аттических и коринфских женщин. Она достаточно хорошо знала положение дел в Греции, чтобы убедить Дария в том, что поход, направленный против лежавших по ту сторону моря мелких государств, представляет меньше всего риска и больше всего выгод. Дарий охотно согласился послать под руководством Демокеда лазутчиков в противолежащую Элладу, и таким образом был выполнен план, задуманный хитрым врагом.
