Когда умер Кир, за два года до Писистрата (олимп. 62, 4; 529 г.), отношения народов и государств совершенно изменились, возникла новая держава, могущественнее всех прежних, распространявшаяся от Яксарта до Родосского моря, управляемая единоличной волей, воинственно захватывавшая все вокруг себя; рядом с ней ужасающим образом впервые обнаружилось все бессилие греческих городских республик.
Одновременно с этим и другое континентальное государство Востока свергло все преграды, отделявшие его от Средиземного моря, и с юга угрожало независимости эллинских государств.
Египет под управлением Псамметихидов настолько же отличался от древнего царства фараонов, насколько новейшая Лидия отличалась от Лидии времен Сандонидов; разрыв со стариной совершился здесь тем резче, чем более чуждым казалось грекам все чисто египетское. Сначала отношения новой династии к грекам были сплошь благоприятные и дружественные во все время, пока греки служили только поддержкой нового престола против сопротивления национальной партии и пока внешние предприятия были направлены против Сирии с целью соединить береговую полосу этой страны с Египтом. Но когда это предприятие не удалось благодаря быстро возникшему могуществу вавилонян, фараон, которого греки звали Априй, направил военные приготовления в другую и, как он думал, более безопасную сторону; он воспользовался стесненным положением ливийских племен, чтобы двинуться против Кирены.
Поход этот не только не удался, но послужил даже поводом к восстанию наемников, вследствие которого пало столетнее царство Псамметихидов. Нечего было и думать о национально-египетском восстании: авантюрист, вышедший из рядов пестрой международной смеси наемников, живший до той поры одним только мошенничеством, вступил на престол фараонов под именем Амасиса и придерживался в еще более определенной форме эллиннофильского направления Псамметихидов. Он был женат на уроженке города Кирены; его застольными гостями были греки, друзьями – эллинские цари; подобно Крезу, он чествовал греческие божества, особенно Афину, и льстил могущественным жрецам богатыми дарами; он сумел наконец возобновить, с большим умением и успехом, завоевательные планы Псамметихидов.
Египет стал прибрежным государством Средиземного моря, отныне он желал иметь свою долю участия в господстве над ним. Для этой цели он не шел, однако, по сомнительному пути сирийских походов; напротив, египетский флот должен был завоевать морское господство, исходя от устьев Нила. Для снаряжения значительной морской силы в Дельте не было ни строительного леса, ни металлов; к тому же Амасис нуждался в более удобных корабельных стоянках и лучших военных гаванях, чем те, которые мог предоставить Нил. Он понял, что для его целей необходимо было обладание Кипром. Отсюда удобнее всего можно было нападать и на финикийское могущество, насколько оно уцелело после ассирийского похода.
Отношения между Кипром и Финикией столь же древни, как и морская торговля Библа и Сидона. Иго финикийских городов временами довольно тяжко ложилось на островитян, и покрытая клинообразной надписью китионская царская статуя свидетельствует о том, что в восьмом веке Кипр рад был ниневейскому царю как освободителю от финикийского ига. Однако и здесь финикийцы не достигли равномерного и полного покорения острова. Они эксплуатировали его леса и рудники, пользовались гаванями, насильно вербовали матросов, взимали подати, но не угнетали греческой национальности, особенно же сохранили свое значение греческие города, лежавшие на северной стороне Киликийского моря.
Еще Априй разбил финикийско-кипрский флот, Амасис пошел далее. Он переправил на Кипр значительные войска и покорил его. С Кипра греки перебирались в Египет, египтяне же заселили Кипр. Подобно Мермнадам и Амасис всеми силами старался прослыть за грека. Чем Милетский Аполлон был для Ионии, тем для Кипра была Пафосская Афродита, которую Амасис чествовал богатыми дарами, и в то время как он облагал данью один греческий город за другим, он добился того, что в Дельфах его признали другом эллинов. С Кипра Амасис обратил взоры на сирийский берег, в то самое время, когда Камбис вступал на престол Кира.
Лишь только новый властитель решился на войну с Египтом, он втайне отправил посланных в финикийские и кипрские города, подобно тому как некогда Кир до начала лидийской войны предлагал союз ионийцам. На этот раз персидские эмиссары имели больше успеха и заключили между Персией и Финикией весьма важный для будущих времен союз, опиравшийся на равную с обеих сторон ненависть к грекам. И в кипрских городах, особенно в Саламине, возникла, в противоположность египетско-греческой партии, партия финикийско-персидская. Для городов, расположенных на островах, более отдаленный от них повелитель был самым желанным, и благодаря своему добровольному присоединению города добились весьма выгодных условий. Могущество же персов благодаря этому необычно увеличилось; флоты, гавани, моряки, верфи были к их услугам, и еще до открытого нападения на него Египет был уже блокирован со стороны моря и наполовину обессилен.
Таким образом, все больше и больше уменьшалось число свободных греческих государств ввиду натиска придвигающихся к Средиземному морю государств Востока. Но деятельность греческого народного духа не была этим остановлена или ограничена; напротив, благодаря сношениям с этими государствами для нее открылось новое и несравненно обширнейшее поприще. Цари греческих городов на Кипре посылали рабочих к Ассаргаддону в Ниневию, чтобы работать там на строительстве дворцов. Вавилонский Навуходоносор воевал при помощи греческих наемников, и, подобно лидийскому царству, новый Египет был обязан всем греческому влиянию. Отряды греческих наемников были опорой Псамметихидов; только при их содействии царям удалось подавить восстание касты воинов и выполнить те блестящие предприятия, в которых они, как люди случая, нуждались уже для упрочения своего престола; с их помощью они могли воскресить планы великих Рамессидов относительно сооружения канала, который должен был соединить Средиземное море с Индийским океаном, и могли начать войну против Сирии. Когда же при Амасисе дело дошло до войны между Персией и Египтом, все ведение войны и исход ее зависели с обеих сторон от греков.
Отряды и корабли эолийцев, ионийцев и жителей Кипра были для Камбиса главнейшими средствами успешного нападения. Вся надежда Амасиса опиралась на искусного военачальника из Галикарнаса, которого звали Фанесом, а по-египетски – Комбафом. К несчастию, царь оскорбил этого человека, заявлявшего в сознании своей необходимости непомерные притязания. Фанес втайне бросил царскую службу. Амасис послал за ним погоню на быстроходном корабле; он был схвачен в Ликии, снова бежал при помощи хитрости, и, чтобы отомстить своему прежнему повелителю, отдал себя в распоряжение Камбиса; принятый им с полным доверием, он с той поры руководил всеми приготовлениями к войне. Им-то и были завязаны необходимые сношения с аравийскими племенами, которые взяли на себя подвоз воды в пустыне; только таким способом стало возможно безопасно довести громадное войско до Дельты. Победа близ Пелусия и завоевание Египта (олимп. 63, 4; 525 г.) были, в сущности, делом Фанеса.
В числе греческих войск, помогавших царю Камбису во время египетского похода, находилась и самосская военная эскадра. Эта присылка состоялась при особых обстоятельствах. Самос не изъявил покорности, подобно Хиосу и Лесбосу, он был центром независимого государства, которому в то время принадлежало множество разбросанных по островам городов. Добровольно, как некогда Милет, государство это предложило союз персидскому царю, хотя глава его находился в тесной дружбе с Египтом. Для самосцев было весьма важно заключить заблаговременно выгодный союз с персами; кроме того, и самосский царь хотел еще воспользоваться случаем, чтобы отделаться от некоторых лиц, близость которых казалась ему опасной для сохранения его власти, ибо только посредством деспотизма, упроченного низвержением древнейших учреждений страны, государство досталось в руки Поликрата.
