Это бессильное посольство – первая открытая встреча между Персией и государствами Европейской Греции – должно было казаться Киру смешным. Оно только усилило его пренебрежение к греческому народу, хвастливость которого он презирал. Он судил о нем по населению ионийских торговых местностей и не мог предположить мужественной силы в людях, проводивших полжизни на рынке.
В то же время у него были и другие помыслы, кроме забот о делах малоазиатского берега. С падением Сард он считал покорение Малой Азии оконченным, и между тем как сам с главной своей силой двинулся к Экбатане, оставил в Сардах Табала губернатором вновь приобретенной провинции, поставив его во главе персидского гарнизона; Пактию же, уроженцу Лидии, он поручил заведование податями и надзор за суммами, которые отныне должны были следовать по царской дороге, ведущей из Сард в Сузы.
Кир ошибался, думая, что такими мерами привел в порядок малоазиатские дела. Позади себя он оставил все в брожении. Особенно было возбуждено население берегов, колебавшееся между страхом и надеждой. Старое правление было уничтожено, новое же еще не упрочено. Добровольное подчинение, которое предлагали города на известных условиях, было с гневом отвергнуто Киром, который не мог простить им, что до падения Сард все они, за исключением Милета, отвергли его предложения. Города могли опасаться самой худшей доли, лишь только Кир получит полную волю. До сих пор в приморских местностях не видели еще ни одного солдата Кира, города были еще свободны, не принадлежали ни Персии, ни Лидии, и чем поспешнее Кир уводил свое войско с полуострова, для того чтобы воевать на отдаленнейших границах своего государства, тем настоятельнее была необходимость воспользоваться этим промежутком времени, чтобы объединенными усилиями снова завоевать себе независимость.
Этим настроением воспользовался Пактий, для честности которого вид порученных ему денег был слишком тяжким испытанием. Деньги эти он употребил для сбора значительного войска, с которым двинулся от морского берега к Сардам, где он и окружил Табала. Но этот человек не был способен энергично довести до конца трудное и смелое предприятие. Лишь только он услышал о приближении войска Мазара, поспешно посланного Киром из главной армии на выручку Табала, как у него пропало мужество, он распустил войско и бежал в Кумы.
Все восстание имело единственным результатом ускорение неизбежной судьбы и большое озлобление персов, когда они впервые двинулись к греческим береговым окраинам.
Ближайшей их целью было наказание предателя, и из-за его выдачи завязались первые переговоры между персидским войском и греческими городами.
Жители Кум, не смевшие ни выдать, ни защитить Пактия, велели перевезти его на Лесбос. Но и на островах он не был в безопасности. Митиленцы не прочь были выдать беглеца за персидское золото, и поэтому пимейцы перевезли его на Хиос. Хиосцы же желали воспользоваться случаем, чтобы обеспечить за собой на противолежащем материке (где им уже давно хотелось иметь владения) Атарнейскую область. Персы с радостью исполнили это желание, так как они таким образом приобретали влияние над этим важным островом, и Пактий был из святилища богини Афины выдан на мщение своим врагам. Таким образом, священнейшие обязанности были принесены в жертву гнусному корыстолюбию, и не отдельными лицами, а совершенно открыто целым государством.
Возмущенные таким нарушением храмового мира жрецы предали отлучению область, приобретенную ценой греха. Таким-то образом персы познали приморских ионийцев! Могли ли они не чувствовать глубокого презрения к ним!
После того как Мазар достиг своей первой цели, именно наказания зачинщика, он обратил внимание на участников восстания. Одним из очагов ее была Приена, родной город благородного Бианта, покровительствовавший панионическому святилищу. Для устрашающего примера граждане этого города были отданы в рабство. Опустошительный поход был направлен тогда к долине Меандра, и только что возникшая из своих обломков Магнесия была вторично разорена.
Тогда -то внезапно умер предводитель этого похода, и Гарпаг получил главное начальство в этой приморской войне. Избранием столь близко стоявшего к нему человека Кир дал понять всю важность, которую придавал ионийскому походу.
И действительно, ионийцы показали теперь царю, что они не были только болтливым торговым народом и что не все они, подобно хиосцам, готовы были продать свою святыню. Они, выказавшие себя до той поры столь мало способными спасти свое дело дружными действиями, проявили теперь, когда пропала всякая надежда на успех, геройское мужество, достойное лучших дней. Гарпаг вынужден был штурмовать город за городом, перед каждым укрепленным местом его ожидала новая война, хотя ионийцы скоро поняли, что имели дело теперь с воинами, которым не чета были лидийцы. В то время как у лидийцев борьба велась преимущественно конницей, Гарпаг располагал всеми видами высокоусовершенствованных орудий, массой страшных стрелков и, наконец, всеми средствами для правильной осады, машинами и шанцевым инструментом. Он окружал город и с суши и с моря, умел низвергать стены посредством подземных ходов и таким образом принуждал сдаваться город за городом. Для этих врагов не существовало, наконец, ни одного эллинского закона, который бы они уважали, ни одной святыни, которая внушала бы им страх, как некогда лидийцам. В этой борьбе особенно два города проявили свой героизм, после тщетной борьбы на суше они искали свободы на море, и на кораблях отплыли искать новую родину.
