Среди народов, соединенных экбатанской династией в многосложное вассальное государство, возвысился персидский народ, одна из благороднейших ветвей аравийского племени, наиболее способная к развитию из всех иранцев.
Живя в многоводной гористой местности, вдали от всех влияний восточной роскоши, в простых жизненных условиях, занимаясь скотоводством, охотой и земледелием, персы сохранили себя здоровыми и деятельными. Они разделялись на поселки и племена, пользовались все равными правами, как люди свободные, и управлялись вождями, к которым каждый из них относился почтительно, но с полной независимостью. Правдивость и мужество составляли главную добродетель персов, добросовестная юрисдикция, согласная с отцовскими постановлениями, охраняла целостность их общин. Судьи народа избирались пожизненно и были несменяемы, они составляли в стране силу, противодействующую всякому произволу. Идолопоклонничество казалось им нелепостью, даже чем-то омерзительным. Подобно пеласгам они приносили жертвы богу неба на высочайших вершинах их страны, вместе с этим они поклонялись созвездиям и стихиям. Во время молитвы ни один перс не должен был думать о собственной личности, он молился только о народе и царе. Народное сознание персов окрепло во время господства мидийцев, из противодействия им, они достигли объединения тем, что пастушеские племена подчинились земледельческим, самое благородное из которых и даровитое, племя пасаргадов, получило среди народа как бы царственное значение.
В той же степени, как пробуждалось народное сознание персов, мидийцы погружались в изнеженность и роскошь. Со смертью Киаксара ослабли напряженные силы правительства, и тогда персы почувствовали, как невыносимо более сильному народу платить дань слабейшему. Отказ в уплате податей повел к враждебным столкновениям, эти же к открытому отпадению. Не довольствуясь собственным освобождением, персы проникли до Экбатаны. Расположенная к лидийцам династия была свергнута, и договоры, гарантировавшие царствам Передней Азии систему равновесия, были уничтожены.
Лидийско-греческий мир затрепетал, когда Ахеменид Кир, из племени пасаргадов, сознавая свою победоносную силу, стал господствовать в Иране. Ионийские корабли занесли в самые отдаленные колонии молву о новом покорителе народов, появившемся на Востоке, и Крез должен был решить, выжидать ли ему нападения или предупредить его.
В обоих случаях он нуждался в союзниках, и так как опасность теснила его с востока на запад, от варваров к эллинам, то наступило наконец время, когда пожертвованное в Дельфы золото должно было принести свои плоды.
Дельфийские жрецы указали Крезу на Спарту, которая после своих побед над Аргосом и Аркадией приобрела могущественное положение, дававшее ей возможность взять на себя роль столичного города в отношении мелких греческих государств, лежавших по ту сторону Архипелага, между тем как Афины от общественного строя, учрежденного Солоном, перешли опять к неурядице и междоусобным распрям. В Спарте не было недостатка в людях, преследовавших широкие национальные и политические замыслы, спартанцы уже неоднократно отваживались пускаться за море, и с совершенно законным самосознанием дорийское гражданское государство могло надеяться на еще более важную будущность. Под влиянием оракула было решено не отказывать в помощи и даже в союзе лидийскому царю, почетному гражданину Дельф, в отношении которого вообще было много и других обязательств.
Но вместе с тем Крез обратился и к восточным государствам, которые, как можно было предположить, были одинаково с ним заинтересованы в том, чтобы положить своевременно преграду распространившемуся могуществу персов,– он обратился именно к Египту и Вавилону.
В Египте после столетнего господства Псамметихов был возведен на престол посредством новой революции Амасис, авантюрист, подобно Мермнадам происходивший из заселенных греческими племенами приморских стран. Как и они, Амасис достиг господства благодаря греческим войскам. Его политика точно так же направлялась от внутренних земель к морю, он добивался обладания Киреной, подобно тому как Мермнады добивались Ионии; подобно им, он поклонялся с корыстной щедростью греческим богам,– подобно им же всеми способами поощрял отношения с греками и сделал из Навкратиса беспошлинную греческую гавань. Таким образом, Египет и Лидия были в то время двумя совершенно однородными государствами, и ввиду одинаковых опасностей, рано ли, поздно ли грозивших им, они, естественно, должны были совместно приготовиться к ним.
С другой стороны, Крез обратился и к вавилонской династии, с которой еще отец его находился в дружеских сношениях. Это государство, в его опасном положении между могущественными и недоброжелательными соседями, также старалось усилиться при помощи греческих наемников. Когда немедленно после падения Ниневии Навуходоносор воевал с Египтом и Ассирией, в его войске сражался брат поэта Алкея, Антименид, который был изгнан из Митилены вследствие борьбы партий. Навуходоносор умер в 561 году. Крез заключил союз с его преемником, которого греки называли вторым Лабинетом, государь этот воцарился также путем революции и, подобно Гигесу, Псамметиху и Амасису, был, вероятно, возведен на престол наемниками. Это был наступательный и оборонительный союз трех царей против всем им равно опасного могущества Кира, великий союз эллинофилов и эллинов против восточных варваров. Но еще прежде, чем эти многообещающие отношения, распространившиеся от Евфрата до Нила и Эврота, оказались полезными Крезу, над ним разразилась грозная туча войны.
События быстро следовали одно за другим, и Крез оказался бессильным перед ними. Нерешительно колебался он между противоположными планами. Сначала он считал нужным лично двинуться вперед. Надеясь на свое счастье и на счастье предков, он, не ожидая помощи союзников, вступил в Каппадокию. Он не хотел дать укрепиться там могуществу Кира и все еще надеялся на расширение своего собственного царства. Взоры его прежде всего устремились на Птерию, надежную крепость в долине Галиса, лежавшую в том месте, где долина эта открывается по направлению к Синопу и образует вход в северную часть Каппадокии. Он опустошил страну, разогнал жителей, вероятно, с намерением оградить свое царство широкой полосой опустошенных земель.
Кир, которому, таким образом, представился случай явиться в пограничных областях индийского царства спасителем и покровителем беспомощного населения, не искал борьбы. Говорят, он даже обратился к лидийскому царю с миролюбивыми предложениями и требовал только признания своего главенства. Угрожающее положение вавилонян вынуждало к некоторой осмотрительности. Однако дело дошло до сражения, и персы, как некогда мидийцы, должны были признать мужество и достоинства лидийского войска. Исход битвы остался нерешенным.
Тем не менее Крез отказался от продолжения похода. Он вернулся в Сарды и думал, что сделает все, что нужно, если призовет туда для будущего похода все свои собственные войска и контингент своих союзников. Но Кир далеко не был расположен заключить с противником перемирие, из которого он вышел бы с удвоенными силами. После краткого перерыва персы поднялись, для того чтобы с сильным войском проникнуть в самый центр лидийского царства. Необходима была осторожность, ибо в обширной безлесной равнине Герма конница лидийцев имела полную возможность проявить свою силу. Поэтому-то Кир, по совету Гарпага, поставил в авангарде, против лидийской конницы, всех привезенных им из Внутренней Азии верховых верблюдов. Хитрость эта удалась. Лошади испугались непривычного для них вида и запаха этих неведомых им животных; наступательная сила войска была парализована, битва – проиграна. Крез был осажден в своем собственном замке, и вслед за гонцами, которым было поручено созвать к весне отряды союзников, устремились поспешно другие гонцы, с тем чтобы настаивать на немедленной помощи для избавления царя. Но было уже поздно. Кир употреблял все усилия, чтобы убедить осаждающее войско перелезть через стены, и это удалось исполнить наконец в том месте, где сардский замок соприкасается с хребтом Тмола (олимп. 48, 3; 546 г.).
