Мидийцы после отпадения Ниневии образовали под управлением Деока государство, которое в царствование сына его, Фраорта, стало завоевательным, воинственным и поработило всю Верхнюю Азию. Сильные горные народы Ирана, преимущественно персы, составляли ядро боевых сил, с которыми мидийцы спустились в Месопотамию. Теснимые скифами, на время приостановившими их наступательное движение, они впоследствии снова собрались с силами. Приняв к себе на службу скифские отряды, они этим увеличили свои наличные силы и с вновь организованным войском, в котором самые разнообразные виды оружия действовали сообща с такой целесообразностью, как ни в одном из войск Востока, Киаксар, соединившись с вавилонским Набонассаром, снова приступил к осаде Ниневии и победоносно довел ее до конца в 606 году. Славившийся своими дворцами город на Тигре, бывший более полтысячелетия властелином всей Передней Азии, превратился в груду мусора. Престол был упразднен.
Цари Экбатаны не преминули заявить притязания на полное унаследование ассирийского могущества. В Месопотамии им преграждал путь могущественный Вавилон, поэтому они обратились на запад и из покоренной ими Армении пошли по старинному пути переселений арийских народностей. Нагорная страна Каппадокия входила в состав сложной массы индийских вассальных земель. Из этих горных стран мидийцев влекло далее, во Фригию, из безлюдных, пустынных равнин в речные долины. Многие из малоазиатских племен добровольно подчинялись новой державе, повелителя которой на Востоке все боялись, как энергичного и беспощадного военачальника. Того же ожидали и от лидийцев.
Но как ни грозны были массы войска, выдвинутые индийским царем и его союзником к западный границам царства, Мермнады совсем не были расположены добровольно признать главенство чужеземной династия. Они решили удержать за собой линию Галиса, и во время шестилетней войны индийцы увидели, что имеют дело с таким неприятелем, какой не встречался им внутри Азии.
В долине Галиса войска стояли друг против друга, готовые к битве, которая должна была решить участь всего полуострова. На одной стороне находились воинственные народы Ирана со вспомогательными отрядами, пришедшими из Вавилона и восточной и южной частей Малой Азии, на другой стороне – лидийское войско с карийскими, а теперь даже, быть может, и с ионийскими воинственными племенами, войско, меньшее по числу, но равное врагу по мужеству и воинской выправке и превосходящее его в военном искусстве и интеллигентности вождей.
Прежде чем дело дошло до кровавого разрешения вопроса, сам мидийский царь предпочел признать Галис границей своего царства. Значительную долю влияния имели в этом случае его союзники, царь вавилонский, называемый греками Лабинетом, и киликийский властитель Сиеннес, находившийся на стороне индийцев вместе с народностями, жившими близ Тавра. Унизить Лидию и препятствовать громадному расширению азиатской державы было в интересах и того и другого.
Греческие повествователи связывают это событие с наступлением солнечного затмения, о котором ионийцы знали заранее через Фалеса, но которое до того поразило воюющие войска, что они заключили мир под впечатлением этого явления природы; между иранскими народностями действительно существовал обычай сражаться не иначе как при солнечном свете. На основании самых точных исчислений из всех затмений, которые, по времени и местности могут быть приняты в этом случае в расчет, следует считать затмение, превратившее 28 мая 585 г. до н.э. в галисской земле занимавшийся день в ночь, тем явлением, к которому относится упомянутый рассказ. Если этим определяется эпоха битвы, то уже не завоеватель Киаксар, а Астиаг властвовал в ту пору над мидийцами, и вавилонским царем был не кто иной, как Навуходоносор. Даже Плинию (олимп. 48, 4) был известен год затмения, это был год смерти коринфского Периандра, в то время Фалесу приблизительно пошел пятьдесят четвертый год.
Это заключение мира составляет замечательную эпоху в истории Передней Азии. Это было как бы отречение завоевательной великой державы от безусловного господства над миром, это была попытка образовать в Азии государственную систему посредством определения границ путем договора; попытке этой особенно благоприятствовали второстепенные государства, чья самостоятельность таким образом была гораздо более обеспечена. Лидия же была признана великой державой наряду с Мидией, сардский двор – равным экбатанскому, и для скрепления союза сын индийского царя был обвенчан с дочерью Алиатта.
У Алиатта снова были развязаны руки, и он опять устремился к морю, для того чтобы частью силой оружия, частью мирными средствами еще больше утвердить лидийское могущество среди населения. Он одну за другой брал в жены карийских и ионийских женщин; одну из своих дочерей он выдал за Мела, знатного эфесского гражданина, принадлежавшего к роду Василидов. Своего перворожденного сына Креза, происходившего от карийской матери, он назначил, тотчас по возмужалости его, наместником Низии, а другой его сын, Адрамат, был основателем города Адрамитиона, заложение которого ясно свидетельствует о намерении лидийцев основывать назло ионийцам в удачно избранных местностях собственно торговые города. Таким образом, благотворно властвовал Алиатт над своей страной еще лет двадцать пять после упомянутого затмения; впоследствии он был погребен рядом с его предками в низменности Гигейского озера, против Сард; насколько престарелый царь, истинный основатель могущества и мирового значения Лидии, сжился со своим народом в течение своего долгого царствования и в счастье и в беде, доказывается возвышающимся над его могилой курганом, который благодаря неутомимой деятельности сардского народа становился все выше вследствие насыпаемого на него гравия, взятого из реки Герма, пока, наконец, могильный холм царя-героя значительно превысил все прочие царские могилы, окаймлявшие наподобие маленькой цепи гор берег моря.
В то самое время, когда Писистрат впервые достиг могущества в Афинах, на престол Мермнадов вступил Крез, находившийся тогда во цвете лет. Хотя он еще при жизни отца пользовался царской властью, тем не менее корона досталась ему не без труда и опасности. Ему противостояла могущественная партия, сгруппировавшаяся вокруг Панталеона, сына Алиатта от жены из Ионии, и желавшая вытеснить сына карийской матери. Это была старая распря, поминутно разгоравшаяся, несмотря на умиротворяющее правление Алиатта. Крез одолел противников и наказал всех участников заговора с беспощадной жестокостью восточного деспота. Но лишь только он достиг цели, как поспешил изгладить впечатление, произведенное недавними событиями.
Для искупления совершившегося он употребил конфискованное имущество инсургентов на великолепнейшие дары, пожертвованные им важнейшим центрам эллинского культа по ту и по эту сторону моря. В Эфесе он помог восстановить с новым блеском храм, пострадавший от скифов; большинство колонн храма, равно как и золотые быки, были его дарами; он снабдил два главных святилища Аполлона изделиями из золота, разделив их между ними настолько поровну, что изделия, посланные в Дельфы, и по весу, и по художественности работы совершенно равнялись ценностью изделиям, пожертвованным Аполлону Дидимейскому. Боязливая аккуратность эта доказывает его желание быть справедливым и в отношении ионийского оракула и сгладить воспоминание о кровопролитии, совершившемся в Ионии в начале его царствования. Но и дельфийской Афине был подарен золотой щит; он не забыл также и фиванского Аполлона и священных оракулов Трофония и Амфиара. Он знал могущество золота над эллинами, и тем же золотом, которым некогда лидийские Танталиды приобрели власть над ахейцами, Крез старался упрочить свое влияние в Элладе.
Насколько это ему удалось, видно из постановлений дельфийских властей, которые, взяв в соображение происхождение Мермнадов, не затруднились даровать царю все преимущества и допустить его к пользованию правами дельфийских граждан. Отныне можно было видеть лидийцев сидящими впереди, на почетных местах во время священных игр.
Таким образом он приобретал расположение тех из эллинов, которые были доступны для него только посредством даров. Иначе поступал он с азиатскими городами. Но и здесь он выказал столько же ума, сколько и энергии, и поэтому достиг своей цели без продолжительных войн.
