БОРЬБА С ВАРВАРАМИ
Греческие племена беззаботно рассеялись по всем берегам Средиземного моря, словно думая, что они одни во всем свете и что им свыше даровано право владеть любым благодатно расположенным и обильным гаванями берегом. Право обладания этими землями оставалось неоспоримым до тех пор, пока племена, жившие позади, были спокойными зрителями, позволяя грекам действовать свободно. Но эта обстановка не могла остаться такой навсегда. Народности, жившие внутри страны, должны были когда-нибудь осознать, что богатства ее разрабатываются чужеземцами. Недоброжелательство и зависть возникли в среде этих народов, они стали продвигаться к морю, столкновения между эллинами и варварами стали неизбежны, и из них развились продолжительные войны, во время которых эллинские города являлись представителями и защитниками своих легко добытых владений, своего благосостояния и национальной самостоятельности.
Со времени этой борьбы эллинский народ вступает в круг мировых событий и с нее впервые начинается связная греческая история, во время этой борьбы обозначившийся еще в предшествующие века контраст эллинского начала с неэллинским вполне осознается. Борьба начинается в колониях, затем колонии вовлекают в нее и метрополию; с этой поры речь уже идет не о независимости общин, а о независимости всего народа, и для одоления опасностей складывается, на смену устаревшей амфиктионии, новое народное единство. В такой степени с этими войнами связана вся дальнейшая история эллинов.
Борьба началась на восточной окраине греческого мира, потому что здесь прежде всего образовалось внутри страны такое государство, у которого было достаточно сил и охоты, чтобы напасть на береговых греков.
Это государство было не из числа древних местных государств. Старинные монархии Востока все время, пока в них не проникли чуждые составные части, отличались равнодушным отношением к морскому побережью. С ранних пор как бы обреченные обитать в обширных береговых странах или роскошных речных долинах, граждане их не чувствовали потребности в сообщениях с более отдаленными местностями. С них достаточно было караванной или речной торговли; те же из богатств страны, которые сбывались за ее пределы, проходили через руки чужеземных народов, которым местные жители предоставляли все торговые выгоды. Такими народами были финикийцы, а затем греки.
Таким образом, и на азиатском берегу туземцы дали возникнуть чужеземным торговым поселениям,–им дали окрепнуть и возвеличиться. Жители их беспрепятственно могли созывать свои народные сборища и собираться для празднеств; им охотно уступали обладание нижними речными долинами, насколько они, отделенные от внутренних земель естественными преградами, составляют принадлежность побережья. Казалось, будто азиатские цари добровольно признавали рубеж, отделяющий внутренние земли от берега, границей своего могущества.
Что же касается различных местных народностей, то они от этого только выигрывали, ибо чужеземные поселения и множество вновь основанных городов естественно влекли за собой необычно оживленные сношения; все местные товары, все изделия внутренних земель получили новую и значительно увеличившуюся ценность. Как истинно хорошие торговцы, греки старались быть в ладу с азиатами и приобрести их доверие; они посещали их рынки, покупали их изделия, делали всевозможные заказы, сами селились среди местного населения, для того чтобы энергичнее вести сношения с приморскими местностями, и благодаря своей ловкости сумели стать приятными, полезными и, наконец, просто необходимыми. Это было особенно заметно в столицах малоазиатских государств.
Из этих государств фригийское благодаря племенному родству больше всего годилось для тесного сближения с греками. Действительно, здесь находим древнейшие сношения между приморскими и внутренними землями. Милетские Нелеиды вводили фригийские имена в своих семьях; в эпоху первой Мессенской войны жил царь Мидас, сын Гордия, находившийся в тесной дружбе с гражданами города Кумы; он даже взял в жены Герметику, уроженку Кум, и при посредничестве Кум вступил в сношения с их метрополией Халкидой, через Халкиду же с Дельфами. То была блестящая пора в летописях святилища, когда была основана в Сицилии первая халкидо-дельфийская колония и одновременно с этим перед пифийским храмом был выставлен первый священный дар Востока, трон Мидаса, на котором он восседал во время судопроизводства.
Древний фригийский народ был оттеснен семитическими переселенцами, вторгавшимися в Малую Азию с юго-востока и утвердившимися в ней в эпоху ассирийского могущества. Сама Фригия была, говорят, подчинена еще Нином. Фригийцы так же мало, как и древние пеласги, могли противодействовать чужеземному влиянию по недостаточности развития их культуры, поэтому и их нравы и религия значительно видоизменились под давлением семитов.
Наибольшее влияние в этом отношении имели в Малой Азии лидийцы. Они были гораздо более чужды приморским грекам, чем фригийцы, но именно поэтому их воздействие на них было тем сильнее и возбудительное, как случалось всюду, где семитический народ жил вместе с арийским. Лидийцы сливались частью с древнейшим населением, так что нельзя было с точностью различать фригийский и лидийский элемент, и вместе с тем влияли и на греков. Не одной только торговле и ремеслам научились греки от лидийцев, но и высшим отраслям искусства, особенно музыке; если вообще семиты имеют особую способность к лирической поэзии, то этой же способностью одарены были также и лидийцы, народные мелодии которых перенимали греки. Благодаря этому возбуждающему влиянию возникла греческая элегия, и задушевные лады лидийцев были занесены в Дельфы вместе с лидийской флейтой. Но в то время как Европейская Эллада усваивала себе лишь отдельные зачатки лидийской культуры, вся историческая жизнь азиатских греков тесно сплеталась с историей лидийцев.
Это началось еще в дни династии Гераклидов, царствовавшей со времен Агрона, сына Нина и внука Бела. Вступление на престол Агрона относится, по древнему счислению, к 1221 году до н.э. Это была та пора, когда Ассирия становилась завоевательным государством. Лидия была форпостом ассирийского могущества на западе. Родословная правителей, сходство пышных религиозных обрядов, заложение городов, как например, Ниной в Карии, и многое другое свидетельствуют о тесной связи с Ниневией на Тигре.
Вместе с Ассуром дряхлела, однако, и ассирийская Лидия, правители ее искали точки опоры вне народа, они привлекли к себе на службу чужеземных воинов и использовали их для охраны собственной особы, для украшения и поддержки престола. Наемники благодаря их действительному превосходству становились все более и более сильными, вожди их приобретали, ввиду совершенно обессиленного царского дома, всевозрастающее влияние. Забрать это влияние в свои руки удалось в такой степени, во времена Кандавла, начальнику царских копьеносцев, что он совсем захватил бразды правления, получил от слабого царя царские знаки отличия и имел право носить рядом с ним, как символ высшей власти, двойную секиру, пока, наконец, тот же могущественный преторианец не нашел удобным окончательно положить предел даже призрачному царствованию династии. С согласия царицы был удален последний из Гераклидов и с помощью карийских наемников, приведенных Арзелием, была основана новая династия. Это случилось в то само время, когда на востоке отпадали от царства мидяне, а на юге Вавилон снова становился самостоятельным государством (747 г.). В связи с этим движением, потрясшим весь Восток, и Лидия, бывшая в течение целой половины тысячелетия в зависимости от Ассирии, постепенно высвободилась из этих отношений и вступила в конце VIII века на совершенно новый путь развития.
Это была не только простая перемена династии, а переворот всей политики. Дерзкий предводитель наемников, вступивший посредством дворцовой революции на престол Гераклидов под именем Гигеса (в 716 г. до н.э.), не имел никакого отношения к прежнему царскому роду; он не был даже лидийского племени, а, напротив, принадлежал к населению побережья, к племени Мермнадов, несомненно происходившему из Карии. В Карии был знаменит один горячий источник (быть может, источник Карура, находившийся в долине Меандра, к северу от Нинеи, на границе Лидии и Фригии); рядом с ним находилось «селение Даскила» – это было имя отца Гигеса. Двойная секира, которую присвоил себе Гигес, будучи еще только предводителем наемников, была карийским символом власти; карийскими же выходцами поддерживал он свой новый престол.
