ЕДИНСТВО ГРЕЦИИ
По мере того как греческие поселения распространялись по всем берегам моря, континентальная Греция становилась все густонаселеннее. Развитие греческой народности зависело столь существенно от греческой культуры, что единоплеменники, не участвовавшие в успехах этой культуры, как бы близко они ни жили от центра, считалась не принадлежащими к этой народности, между тем как отдаленнейшие страны, где благодаря удачной колонизации греческая культура пустила корни, в полном смысле слова принадлежали к Греции.
Таким образом, Эллада отделилась от массы северных горных стран, полуостров обособлялся от материка. В Эпире несколько родственных между собой племен основали сперва совместное святилище, а вслед за этим получили и общее имя. Священный дуб Додоны зеленел еще во времена Антонинов, оракул Зевса пережил на несколько веков историю греческого народа и навсегда остался предметом народного поклонения как самая древняя святыня греческого народа. Но наиболее даровитые греческие племена стремились предпочтительно на юг и восток, где они были ближе к плодотворному влиянию малоазиатских племен. Вслед за ними переместился и центр народной истории. Близ фессалийского Олимпа возникает тогда второй центр, где мир богов и общественный быт складываются в более определенной форме. Греки становятся эллинами, и чем ближе сходятся между собой амфиктионические племена, тем решительнее устраняют они себя от всех внешних влияний. Македония и Эпир становятся варварскими странами. Эпирские племена снова проникают за пределы Пинда. Фессалия, эта древнейшая Эллада, становится чуждой эллинам, хотя сношения еще продолжаются. Избраннейшие племена группируются вокруг Парнаса и образуют в еще более тесном смысле Элладу, из которой исключается вся западная половина Средней Греции и вся местность, лежащая близ Ахелоя, в которой сохранились старинные отношения к Додоне. Два полуострова, среднегреческий, находившийся к востоку от Парнаса, и Пелопоннес, образуют отныне всю настоящую Элладу, «цельную», как ее звали в противоположность тем греческим поселениям, которые узкой каймой охватывали варварские страны. Итак, своими религиозно-политическими учреждениями греческий народ выделился из целой массы родственных ему племен; все коллективные греческие имена связаны с каким-нибудь определенным святилищем; храмы были центром сближения, начальными точками истории. Под их влиянием земля пеласгов стала эллинской страной, благодаря тому что Эллин и его сыновья (как выражается Фукидид), т.е. греки, подчинившиеся амфиктионическому порядку, распространялись из страны в страну, разнося повсюду однородную культуру. Можно сказать, что в этом отношении Аполлон как божество фессалийской амфиктионии был основателем общей всем эллинской народности, родоначальником эллинской истории.
Во имя же божества действовали те роды, которые основали его культ и заведовали ими в качестве жрецов, положив начало священного права, связанного с правом гражданским. Они выработали и провели в жизнь идею национального единства, так что невозможно постигнуть развитие этой идеи, не зная положения и значения жрецов в греческой народной жизни.
Религия была у греков, как и у италийцев, делом совести для каждого отдельного лица, и полное отправление богослужения составляло личное право всякого свободного человека. Никакая привилегированная каста не становилась между богами и людьми, каждый эллин мог без чужого посредничества приносить жертвы и молиться. Религия должна была сопровождать всякое общественное и домашнее дело, освящать всякий день, всякую работу или радость; это могло совершаться только тогда, когда человек вступал непосредственно в сношения с богами посредством жертвоприношения, ибо жертвоприношение есть не что иное, как выражение той жизненной связи между божествами и людьми, которая должна постоянно обновляться; человек, приносящий жертву, является как бы гостем богов; он удостаивается чести разделить с ними трапезу, как это рассказывается о Тантале, друге богов, и о «набожных эфиопах» Гомера, к которым нисходит Зевс, чтобы сесть вместе с ними за стол. Так как эта дружба с божествами составляет для человека главное условие спасения, то она и доступна для всякого, и всякий, у кого только чисты руки, может снова удостовериться в этом общении у подножия алтаря.
Но жертвоприношение должно быть независимо от потребностей и религиозного чувства каждого отдельного лица. Поэтому-то хотя каждый глава семейства был вместе с тем и жрецом, особое сословие жрецов было все-таки необходимо для того, чтобы богослужение было неизменное и правильное и чтобы оно управлялось определенными традициями. Поэтому не каждый человек мог быть жрецом каждого божества, а, напротив, жреческое достоинство было связано с известными родами, которые были как бы собственниками известных культов стой самой поры, когда они сами вступили в состав государства. Так, например, в Геле Телин, завезший культ Деметры и Коры со своей родины Телоса в Сицилию, был, когда ему предложили испросить себе милость у своих сограждан, по его же желанию публично признан жрецом этих божеств; его домашний культ стал культом государственным, и с неприкосновенностью его с той поры было связано благополучие государства. Поэтому-то были назначены постоянные доходы для устройства правильных жертвоприношений, доходы с пашен, лугов, рыбных прудов, лесов и т.д., которыми всегда заведовали члены жреческих родов.
Так из тех родов, которые соединялись в одной городской общине с условием взаимного признания их божеств, возникла наследственная аристократия с неприкосновенными правами. Она составляла прочную основу всего гражданства, к которому примыкали менее тесно связанные с ней члены; право приносить жертву на домашнем алтаре какого-нибудь жреческого рода (какими были, например, аттические Бутады) осталось навсегда аристократической привилегией. Поэтому если жрецы и не составляли особого сословия и нигде не отстранялись от прочих мирных или воинственных занятий, то тем не менее и они сами, и лица, близкие к ним, казались народу облеченными особым достоинством вследствие их непосредственных и личных отношений к национальным богам и знания того, что подобает божествам. Для государства важнее всего были те незаписанные постановления и священные обычаи, которые следовало соблюдать в точности, чтобы отвращать гнев богов. Знание же этих обычаев сохранялось только в устных преданиях, в кругу самих родов; среди быстрого изменения всего житейского это было нечто вечно неизменное и непоколебимое. Поэтому-то и представители этого знания были преимущественно призваны поддерживать в общинах старинные традиции и не дать погибнуть живой связи между настоящим и прошедшим; как в богослужебном языке преимущественно сохранялись старинные обороты и слова, а в одежде и нравах жрецов старинные формы национального быта, так, по мнению народа, и в семьях жрецов сохранились дедовский духи нравы.
Поэтому чем больше распространялась в греческих государствах страсть к новизне, тем важнее становился тот противовес, который заключался в жреческих родах; благодаря неизменному уважению, оказываемому им, они были силой в государстве. Они должны были блюсти чистоту культа и устранять всякого непризнанного, всякого, кто приближался к государственным богам со святотатственными намерениями или не был того достоин, как случилось, например, с необузданным Клеоменом в Аргосе и Афинах. Здесь они с непоколебимой энергией отстаивали политическую независимость своих государств, так как предполагаемое жертвоприношение чужеземного царя должно было служить на пользу его притязаний на господство.
Но прежде всего они являлись перед лицом властолюбивой государственной власти представителями божественного права; они особенно должны были следить за тем, чтобы не смешалось священное начало с мирским, так как в добросовестном сохранении этого различия заключалась вся сущность эллинской религии. Поэтому никакой сосуд, употреблявшийся во время жертвоприношения, не мог служить светским целям, никакой клочок земли, принадлежавший богам, не мог быть отнят у святилища, никакое право, связанное с ним, не могло быть поругано; нельзя было воздвигнуть человеческого жилища на таком расстоянии, которым нарушилось бы уважение, подобавшее божествам. Поэтому жрецы преимущественно охраняли право неприкосновенности священной почвы и брали под свою защиту от правительственной власти каждого, кто искал убежища у богов или вступал в какое-либо непосредственное сношение со священной землей. Они должны были, наконец, так как государство чувствовало себя постоянно несамостоятельным и безвластным, зачастую поддерживать его, скреплять его законы своей санкцией, удерживать от нарушения этих законов угрозой божественной кары, предавать от имени богов публичному проклятию явных врагов государства и таким образом устанавливать и руководить религиозными делами государственной общины, как, например, отсылкой священных посольств в Дельфы или Делос, чтобы они могли быть милостиво приняты божеством.
Поэтому чем меньше государство могло обойтись без жреческих родов, тем легче могли они стать опасной для правительства силой, в случае если бы возникли какие-либо разногласия. Так случилось, например, в Хиосе, когда жрецы не одобрили постановленной светскими властями выдачи лица, искавшего покровительства, и выразили свое несогласие тем, что от имени богов отказались принимать дары от тех областей, которые были приобретены этим преступлением. Таково было также и отлучение, произнесенное ими против Атарнейской области.
Во время борьбы партий они составляли весьма важную по своему значению консервативную силу. Поэтому если ярый новатор вроде сикионца Клисфена заменял один культ другим, то главным делом при этом было удаление из государства целого ряда родов, оказавших ему упорное сопротивление, с тем чтобы привлечь на их место другие роды, более уступчивые. Сами жреческие роды также разделялись на противоположные друг другу партии, что особенно заметно во времена Писистратидов. Поэтому, несмотря на важное значение жреческих родов в общественной жизни, они не могли заявлять продолжительных иерархических притязаний. Они не держались вместе, как лица одной корпорации; государственных богов было слишком много, число жреческих семей было слишком велико, и как сами боги распадались на более древних и новейших, более и менее почетных, более и менее милостивых к людям, так было и с их жрецами.
