Многие другие причины помогли ослаблению связи между городами. Граждане метрополии, составлявшие обычно как бы ядро новой гражданской общины, нигде не оставались особняком. Еще до высылки колонистов сходились, готовые к отплытию, люди самого разнообразного происхождения. Так, Халкида и Милет были, собственно, гаванями, которые направляли в несколько известных сторон эмиграцию, но не могли же они в течение немногих поколений основать каждый при помощи одних лишь собственных граждан от 70 до 80 городов! То же самое можно сказать и о Коринфе, Мегаре и Фокее. Колонии же, у которых всегда был избыток земли и недостаток в гражданах, конечно, не скупились так своими гражданскими правами, как города их родины, и чем быстрее шло их процветание, тем больше сглаживался первоначальный характер их гражданской общины.
Обычно колонии быстро достигали уровня своих метрополий и вообще переживали несравненно более быстрое развитие. В колониях раньше пробуждался эллинский дух, наблюдательность развивалась гораздо многостороннее, все образование получало более разнообразное развитие, мысль скорее возносилась за пределы житейских потребностей. Поэтому в колониях раньше стал проявляться дух пытливости и научного исследования, здесь впервые развились различные отрасли греческого искусства, хотя все-таки родине колонистов и было предназначено своей последовательностью и энергией довести до высшего совершенства занесенные из колоний зачатки культуры.
Но больше всего колонии опередили города родины во всем, что касается гражданских и общественных вопросов. Милет уже пережил различные конституционные формы, в то время как Афины с трудом развивали свои учреждения путем медленной борьбы. Чем больше чуждого элемента проникало в городское поселение, тем оживленнее были столкновения между различными составными частями его. Много элементов брожения скапливалось тут, и члены древних родов, привыкших властвовать в метрополии, могли в колониальных городах заявлять свои притязания с меньшим успехом. Здесь пестрая смесь граждан слишком быстро усиливалась, приобретала благосостояние и самосознание; различие между сословиями сглаживалось, жизнь текла быстрее, становилась оживленнее; древние традиции, занесенные из метрополий, беспощадно устранялись, если они не имели значения при новых условиях, и все новое и современное деятельно поддерживалось.
Смелость предприятия, удовольствие, порождаемое его успехом, возбуждающая новизна местных жизненных условий, сближение людей самого разнообразного происхождения – все это вместе как бы наполняло новой жизнью переселившихся граждан, придавало самим им удвоенную энергию, а их поселениям блеск, затмевавший города их родины. Колонии были основаны в тщательно избранных местностях, поэтому и все произведения, добываемые в них, были первого достоинства. Таким образом, дошло до того, что мало-помалу все лучшие продукты можно было найти только за пределами настоящей Эллады, – лучшую рожь и скот, лучшую рыбу, сыр и т.д. Кроме того, обширные пространства, которыми могли располагать переселенцы, давали им возможность основывать сразу города больших размеров и по строго обдуманному плану; здесь развилось до степени искусства все то, что в метрополиях предоставлялось воле случая. В красивых новых городах развивалась жизнь более блестящая, чем тот образ жизни, который был известен на родине. Всем хотелось насладиться быстро приобретенным богатством; стародавние постановления, в силу которых обитатели старых городов отчизны добровольно портили себе жизнь, поднимались на смех, и гость из Сибариса, участвовавший однажды в трапезе спартанских граждан, заявил, что с этой поры он не может уже высоко ценить равнодушие спартанцев к смерти.
В календаре тарентинцев было гораздо больше праздников и дней, посвященных общим пиршествам, чем дней будничных, а про жителей Агригента говорили, что они строили свои города так, как будто собирались жить вечно, что они пировали так, как будто им хотелось вдоволь воспользоваться последним днем своей жизни. Чувство подчиненности родине превратилось в совершенно противоположное чувство. Сибариты старались затмить Олимпию своими праздничными играми; горделивое самодовольство отдельных городов вытеснило собой общий патриотизм, и во время угнетения родины персами все колонии оставались безучастными.
При этом разъединении родины и колоний и при необозримой разбросанности эллинов по всем берегам Средиземного моря не было бы возможности говорить об эллинской истории, если бы не существовала та общая связь, которая все еще соединяла между собой всех эллинов.
