Постоянным стремлением Солона было всюду создавать новое из старых основ и избегать всех крутых переходов. Поэтому трудно в точности определять его нововведения и ясно отделить досолоновский порядок от современного ему.
То же можно сказать и об организации судебного ведомства. Отделение деловой подготовки к процессу, производимой особым должностным лицом, от судебного приговора, произнесение которого было передано коллегии, было, как теперь уже доказано, давним афинским учреждением, по крайней мере в уголовных делах. Солон развил начатки аттического судоустройства, позаботившись о целесообразном распределении юридических обязанностей и установив инстанции.
Распределение было произведено в таком смысле, что ведению первого архонта были предоставлены дела, касающиеся семейного права, второму были отданы религиозные и уголовные дела, третьему – дела, касающаяся лиц, не имеющих гражданских прав. Шесть фесмофетов играли второстепенную, дополнительную роль. Юстиция и администрация были тут еще соединены, но ни по одному делу эти чиновники не могли произнести окончательного приговора; они тотчас же передавали дело на решение коллегии судей или же, если они сами произнесли приговор, то допускалась на него апелляция в суд. Этот суд, служивший, смотря по существу дела, либо первой инстанцией, либо второй или апелляционной палатой, носил название гелиэи, представительницы общины, и состоял из известного числа граждан зрелого возраста; мы можем представить его себе чем-то вроде комиссии, избранной из среды гражданства и приведенной к присяге ввиду отправления ею судейских обязанностей.
Принесение апелляционных жалоб этим присяжным происходило все чаще, и вследствие этого деятельность чиновников все более ограничивалась производством следствия.
Суд по кровавым преступлениям остался в драконтовской форме, и семейственные учреждения старого времени в этом отношении оставались еще долго в силе, так как различение проступков, которые должны быть омыты кровью, считалось привилегией родов. Солон не мог и не хотел оспаривать этого у них. Но столь же мало он был расположен допускать долее, чтобы суд над жизнью и имуществом аттических граждан оставался дворянской привилегией. Поэтому он воспользовался давно уже установленным различием между умышленным убийством и неумышленным или оправдываемым особыми обстоятельствами, чтобы совершенно разделить соответствующие судебные учреждения. Дела первого рода, в которых беспристрастное отправление справедливости составляло непосредственный интерес государства, отдавались на решение ареопагу, который хотя и состоял еще некоторое время предпочтительно из членов родов, не был, однако, исключительно в их руках. По тем же делам, где на первом плане стоял церемониал, который по старому обычаю необходимо было выполнить для снятия кровавой вины, продолжали действовать прежние суды эфетов; в них дворянство продолжало существовать как замкнутая корпорация, в них оно находило удовлетворение своему сословному духу.
Но Солон не только установил те власти, которые должны были управлять общиной и охранять справедливость, но воспользовался великой государственной реформой, чтобы обновить или вновь создать ряд важных юридических постановлений, приведя их в живую связь с общей конституцией государства. Он воспользовался серьезным настроением народа, чтобы вновь заявить несколько нравственных принципов, в истине которых ни один эллин не мог отныне сомневаться, и, придав им ясные формулы, сделал их основными законами аттической общинной жизни. То был третий раздел предпринятого им великого дела, раздел, касавшийся права и нравственности.
И здесь Солон связывал старое со своими новшествами. В уголовном праве он вполне примкнул к старине и включил без изменений законы Драконта в свой кодекс. В случае убийства закон, сообразно древней формуле, возлагал на близких родственников, смотря по степени их родства, обязанность вести судебное преследование; в случае невольного убийства возвращение виновного из ссылки поставлено было и теперь, как прежде, в зависимость от его примирения с осиротевшими, если же таковых не было, то с членами рода или фратрии. В этом отношении, следовательно, семейственный и корпоративный элемент оставлен был в полной силе. Вообще же он отступал на второй план перед идеей государства, во имя которой Солон освободил своих сограждан от гнета мелких ассоциаций. Так, лишь благодаря ему они стали свободными собственниками своей земли и иного достояния, тогда как до этой поры афинянин не мог распорядиться в завещании даже благоприобретенным имуществом; деньги и имущество его оставались в роде и переходили к корпорации, если родственников не оказывалось. Солон узаконил для подобных случаев свободное распоряжение имуществом по завещанию, так что каждый гражданин, не стесненный никакими внешними соображениями, мог избрать себе наследника и усыновить его. Этим поддерживалось существование семей, семья освобождалась от влияния рода, поощрялась охота к приобретению и вполне признавалась законность личных симпатий.
Подобным образом была ограничена и отцовская власть, чтобы и в этом отношении на смену незыблемого принципа могли выступить более высокие соображения нравственности и государственного интереса. Почитание старости Солон старался поддерживать всевозможными путями, но и в собственном сыне отец должен был уважать будущего гражданина свободной общины, поэтому у него было отнято право продавать своего сына или отдавать его в заложники. Закон охранял также малолетнего сына от самоуправного лишения наследства и отчуждения от семьи, он заботился и о его воспитании, отказывая отцу, пренебрегшему им, в праве на содержание в старости на средства детей. Он полагал, что там, где нет любви, доказываемой наделе попечением о развитии духовных и телесных способностей детей, нет ни истинного чувства, ни отеческих прав.
Возрождения могущества своего родного города Солон ожидал от свободы и разносторонности развития народа. Поэтому он считал воспитание одним из существеннейших государственных интересов, не подвергая его, однако, из-за того пугливому и тягостному присмотру. Законодательство должно было тут только руководить и приводить в порядок; окруженная гармонически стройным общинным бытом молодежь должна была сама собой привыкнуть презирать все дурное и от души радоваться всему благородному и прекрасному. На обильно обсаженных деревьями состязательных полях, расстилавшихся перед городом, она должна была возмужать в телесном и умственном здоровье и таким путем подготовиться к вступлению в государство, которое искало не дрессированных по-спартански людей, а вполне и свободно развившихся мужей.
