«Деньги делают человека» – так издавна гласит неоспоримо справедливая пословица, как ни жаловались и ни восставали против нее поклонники старого времени. Солон точно так же сделал доход мерилом политической правоспособности, но под доходом он понимал не запас наличных денег (потому что в таком случае купцы, судохозяева, фабриканты и менялы одержали бы верх и ростовщики достигли бы высших почестей в государстве), а доход с собственных полей. Земельная собственность стала, таким образом, условием всякого политического влияния. Вследствие этого ценность земель поднялась, чрезмерному стремлению ионийского племени к приобретению движимого имущества был положен предел, равно как и предотвращена возможность быстрых колебаний народного благосостояния. Древние семьи, владевшие землями по наследству, сохранили за собой свое значение; поощрялось равномерное деление земель, так как все, кто стремился принять личное участие в управлении государством, старались удержать за собой или приобрести вновь известное количество земли, свободной от долгов. Юным эвпатридам внушено было полезное побуждение вести правильное хозяйство в их родовых имениях; другим же гражданам, которые хотели бы выдвинуться из своей среды, дан был толчок к покупке земель, вследствие чего они как бы срастались с почвой страны. В действительности происходившая перемена не была особенно важна, так как эвпатриды были богаче других и составляли преобладающее большинство в среде землевладельцев. Их прежние права были как бы закреплены за ними, но в другой лишь форме. Однако разница была в том, что эти права не были чьей-либо неотъемлемой собственностью, но что отныне один человек мог утратить их, другой же мог приобрести их прилежанием, талантом или удачей.
Для того чтобы установить верное мерило для нового деления граждан, необходимо было в точности определить всю массу недвижимого народного имущества; были заведены статистические таблицы вроде тех, какие в восточных государствах и именно в Египте были издавна в употреблении и, быть может, послужили образцом для Солона, хорошо знавшего иноземные порядки. В Аттике каждый собственник должен был сам объявлять годовой доход со своих полей, как это и подобало гражданину свободной общины. Умышленное понижение цифры было немыслимо; если бы кто-нибудь и покусился на это, то при несложных условиях жизни в этой миниатюрной стране обман не мог бы долго оставаться скрытым. Оценка повторялась время от времени, с тем чтобы она всегда соответствовала изменениям в ценности земель. В основу оценки полагалась, однако, не сама земельная собственность, а только чистый доход с участка. Не вполне ясно, как именно определялся этот доход; по-видимому, он относился к ценности собственности, как 1 к 12, так что доход в 500, 300, 150 мер зерна указывал на ценность в 6000,3600, 1800. Важнейшим хлебным растением, возделывавшимся в Аттике, был ячмень, составлявший главное питание народа; приняв это во внимание, Солон определил различные классы людей по состоянию.
Желавший причислиться к первому такому классу должен был доказать, что владеет земельным участком, приносящим в среднем чистого дохода 500 четвериков ячменя или же соответствующее количество вина и масла; эти люди носили название пентакосиомедимнов, или владельцев 500 четвериков. Так как в дни Солона четверик стоил на рынках драхму (6 г), то граждане первого класса обладали капиталом не менее чем в 6000 драхм, или в один талант. Для причисления ко второму, или всадническому, классу необходимо было иметь земли ценностью на 3600, к третьему классу зевгитов – на 1800 четвериков или драхм. Но так как было бы несправедливо со стороны государства принимать в одинаковой степени в расчет доходы и богатых людей и менее состоятельных, то в состав второго класса входили люди, владевшие лишь 3000 драхм, в третий же – владельцы 1000 драхм или 10 мин. Пропорция понижалась, таким образом, в такой степени, что для пентакосиомедимнов принималось в качестве капитала, подлежащего обложению (тимемы), все имущество гражданина, для всадников – 5/6 его, для зевгитов 5/9. Все те, чей доход был ниже оценки, установленной для зевгитов, стало быть, все, не имеющие земельной собственности, которая давала бы им гражданскую самостоятельность, составляли класс наемных работников, или фетов, они были свободны от всех податей.
Разумеется, на эти классы нельзя смотреть так, как будто при введении их имелось в виду взимать регулярно и по данному масштабу подати, чтобы этим способом собрать суммы, необходимые на расходы по управлению. Тем не менее была дана возможность в случае надобности привлекать к тому в справедливых размерах все силы граждан; ввиду чрезвычайных потребностей государства каждый должен был быть готовым оказать помощь сообразно с оценкой его имущества. Важнейшие же и правильно отбываемые повинности имели предметом оборону страны; первые три класса имели обязанность и почетное право составлять из своей среды вооруженные силы государства и покрывать расходы по ведению войны. Поэтому только они одни имели доступ к тем должностям, с которыми сопряжены были власть и почести; только их члены могли избираться в совет четырехсот, заведовавший делами правления. Высшие же правительственные должности, именно должности девяти архонтов, были предоставлены первому классу.
Нельзя не заметить, что количество четвериков является недостаточным мерилом степени пригодности человека занимать гражданские должности. Но необходимо вспомнить, что земледелие было, по понятиям древних, единственным занятием, поддерживающим человека сильным, храбрым и здоровым душой и телом. Свое поле, более чем что-либо иное, связывало гражданина неразрывным союзом с государством и давало верное ручательство в том, что собственник его постоит и имуществом и своей жизнью за общее отечество. Тот, чье благосостояние основывалось лишь на скопленных деньгах, как бы ни был он богат, причислялся к классу фетов.
Что же касается введения различных подразделений в среде землевладельцев, то Солон исходил из убеждения, что только более значительный земельный участок может доставить человеку тот досуг и ту беззаботность, которые необходимы для него, если он задумает заниматься общественными делами. Точно так же и более свободное духовное развитие, необходимое для приобретения благоразумной осмотрительности и энергии, требуемой от участника в управлении государством, могло иметь место, как тогда думали, лишь при известной родовой обеспеченности. Наконец, Солон должен был также заботиться при этом и о том, чтобы избежать всех слишком резких и внезапных перемен в государстве.
Так как до этого времени одни лишь члены родов имели опытность в ведении общественных дел, то представилось полезным и целесообразным оставить его предпочтительно за ними. Лишь на этом условии Солон мог обеспечить себе расположение первого сословия; он сам говорил с благородной откровенностью, что дал афинянам не безусловно лучшие законы, но лучшие из тех, которые они могли согласиться принять. Уже не неизменная привилегия обеспечивала отныне дворянству его значение; напротив, каждый при желании и воле мог собственными трудами возвыситься.
Кроме того, возможность быть избранными в члены совета и занимать другие правительственные должности давала и мелким собственникам случай ознакомиться ближе с делами. Этим способом политическая опытность распространялась все шире, и если и впредь значительнейшая часть населения все еще не имела никакого участия в выполнении правительственных обязанностей, то во всяком случае возрождение исключительного, застывшего в известных формах, аристократического правления стало навсегда невозможным. Ни один свободный афинянин не был отныне отчужден от общей государственной жизни. Все классы населения были призваны участвовать с равным правом голоса в тех собраниях граждан, на которых преимущественно и основывалась державность государства. На этих собраниях избирались государственные чиновники, так что правлением руководили лишь такие личности, которых облекло властью народное доверие. На собраниях подвергались голосованию органические законы, вопросы о войне и мире; чиновники были ответственны перед сословием граждан, и всякий афинянин имел право апеллировать к гражданам на приговоры должностных лиц. Поэтому гражданство должно было иметь организацию, дающую ему возможность пользоваться высшей судебной властью; какова была эта организация, мы не знаем, но, вероятно, еще при Солоне был введен такой порядок, что не все граждане поголовно подавали свой голос о судьбе обвиняемого, а выбранный из их среды совет зрелых мужей, связанных к тому же присягой, составлял собой тот суд(гелиэя), который в последней инстанции произносил приговор именем народа.
