Солон, сын Экзекестида, родился в ту пору, когда в Египте правление перешло к Псамметиху, открывшему новые пути для греческой морской торговли.
Одинаково искусный в состязательных играх и в искусствах муз, молодой эвпатрид получил богатое и гармоничное развитие, которое в ту пору можно было приобрести лишь в Афинах. С ранней молодости вплоть до конца жизни его отличала неутолимая жажда знания; умирая, он приподнял, говорят, голову, чтобы принять участье в разговоре своих друзей. Эта же жажда знания рано понудила его покинуть узкую сферу отечества и ближе узнать свет. Семейные обстоятельства заставили его лично вести торговые дела; на собственном корабле искал он в иностранных гаванях сбыта для аттических товаров и обратного груза в Афины. От его зоркого и светлого взгляда не могли укрыться современные движения, с которыми он сталкивался всюду, где приставал. Древние, идущие от предков учреждения, семейственные отношения между родами и родовыми союзами, ограничения собственности, патриархальные учреждения кантонов, наследственные права высших сословий, основанные на опеке бесправных общин, не могли долее существовать. Во всех тех местностях, где богатое гаванями море омывало берег страны, сложился новый класс людей, здоровое среднее сословие ремесленников, требовавшее себе простора,– и этому-то среднему сословию принадлежало будущее. Его значение должно было развиваться по мере того, как международные отношения распространялись по всем берегам, и особенно с той поры, когда во внутренней Азии и во вновь открытой нильской долине был отыскан богатый источник обильных выгод для греческой торговли. Вместе с этим должен был произойти всеобщий переворот в жизни,– и в Аттике точно так же, несмотря на то что дворянство, со своей стороны, старалось эксплуатировать новый источник доходов, старый порядок не мог держаться долее.
В невозможности этой Солон убедился прежде всего, и дальнейшие идеи его вытекли из этого убеждения; среди всех беспокойств скитальческой жизни он всеми помыслами и действиями был привязан к родине. Все, что приходилось ему наблюдать, замечал он для пользы Аттики и, видя в таком множестве эллинских городов распад внутреннего быта и отсутствие общего согласия, он размышлял о тех способах и путях, которыми можно было бы успешно вывести родной город из этого периода бурь и дать ему достигнуть той великой будущности, к которой Солон считал его призванным. Таким образом, еще оставаясь купцом, он развил в себе способности государственного человека и законодателя.
Он нашел, что источником всех бед была борьба сословий между собой; она представляла собой поприще для действий демагогии, на котором со временем должна была возникнуть тирания. Борьба или соглашение, закон или господство произвола – таков был повсюду жгучий вопрос. Таким образом, вся задача была в том, чтобы предотвратить разрыв, примирить партии и уладить раздор, прежде чем он разгорится в настоящую вражду, но это нужно было сделать не путем обоюдных уступок и податливости, которая не принесла бы чести ни одной стороне, напротив, этого можно было достигнуть восстановлением высшего государственного единства, которому различные сословия могли бы подчиниться, оставаясь верными себе.
Этим соображениям соответствовало первое же действие Солона, когда он выступил посредником между афинскими партиями. С настойчивой убедительностью разъяснил он членам своего сословия опасности настоящей минуты; он открыто заявил, что община имеет полное право отказать в доверии и почете дворянству, не желающему смыть с себя грех кровопролития; он в то же время говорил, что со стороны родов нелепо требовать пожертвовать своим положением и спокойствием государства ради вины некоторых лишь своих членов. Ему удалось убедить свою партию. Алкмеониды выразили готовность отдать себя на суд трехсот человек из их же сословия; на этом суде они были признаны виновными в поругании богов и преданы отлучению. Пристыженные, отвергаемые всеми, они длинной вереницей потянулись к злосчастным городским вратам, и даже телам умерших тем временем членов этой семьи не было позволено остаться на аттической земле.
Подобный исход дела был, вероятно, вызван также и менее чистыми побуждениями: Алкмеониды во все время, когда мы их знаем, испытали в Афинах немало недоброжелательства. Блеск их жизни, их возвышенные стремления, их дарования возбуждали зависть и неприязнь. Как дальние родственники Медонтидов они также много потерпели при упразднении династических привилегий, так как с той поры старые дворянские семьи старались приобрести значение вместо родов, прежде пользовавшихся преимуществами. Поэтому падение Алкмеонидов было, вероятно, для многих настоящим торжеством; для них же самих оно было решающим событием, так как они отныне почувствовали себя обособленными от всей массы дворянства, и притом полнее, чем это было бы при других обстоятельствах; им оставалось лишь следовать своей особой родовой политике. Солон выказал себя вполне беспристрастным, так как сам принадлежал к мессенскому дворянству; в изгнании людей, отягченных проклятием, он видел лишь средство спасти государство. Главной заботой было восстановление внутреннего мира, так как к местной беде присоединились и внешние неудачи.
В эту пору постыдного упадка духа все силы Афин находились точно под влиянием тяжкого заклятия. Все зависело от того, чтобы зарок этот был разрушен, потому что только с оживлением деятельности мог наступить конец брожения, могло установиться единодушие и сознание гражданских обязанностей. Солон и в этом отношении был именно самым пригодным человеком; он был не только зоркий наблюдатель человеческих отношений и знаток современных жизненных условий, мудрый и патриотический государственный человек,– поэтический дар был точно так же одним из свойств этого человека, который предназначен был стать спасителем государства и был одарен для этого богатейшими способностями.
