Во всем, что сделал новый тиран, сказывается сильный дух партии и беспощадная энергия. Надо было порвать окончательно со стариной и сделать невозможным возврат к ней. Поэтому были расторгнуты связи, соединявшие еще Сикион с Аргосом, его дорийской отчизной. Мифическим представителем этой связи был Адраст, который чествовался в обеих местностях пышными гражданскими торжествами, в воспоминание о старинном воинском братстве во время борьбы против Фив. Адраст был вытеснен из Фив героем враждебного стана Меланиппом; фиванские роды водворились вместе с Меланиппом в Сикионе, древние же роды, бывшие до того времени носителями культа Адраста, выселились. Имя царя-героя было забыто; ежегодные жертвоприношения ему как герою были перенесены на Меланиппа, и те самые хоры, которые окружали некогда на сикионской торговой площади жертвенник Адраста, воспевая его подвиги и страдания, были посвящены отныне служению богу Дионису, покровителю поселян.
Вследствие того же антагонизма с Аргосом, где в это время наступила, вероятно, после падения Фидона дорийская реакция, состоялось постановление, отменившее публичное чтение поэм Гомера; если должно было угаснуть чувство преданности к дорийской метрополии, то следовало забыть и поэта, прославлявшего Аргос и содействовавшего поддержанию Ликургова царства Гераклидов.
Но важнейшая связь, соединявшая Аргос и Спарту с Сикионом, коренилась в родстве племен и в единообразном делении их на группы – делении, освященном древним обычаем. Клисфен имел мужество ниспровергнуть этот порядок. Он сделал эгиалейцев, под именем архелаев («первых из среды народа»), привилегированным сословием в общине; три же остальных сословия, которые некогда одни пользовались полными гражданскими правами, но с тех пор утратили свое значение вследствие выселения, вымирания и обеднения, были поставлены во второстепенное положение. Их древние почетные имена были отменены и их стали звать тремя другими именами, происходившими не от героев, а от животных, именно гиатами, онеатами, хореатами. Насмешка, лежавшая в основе этих имен, объясняется, быть может, той противоположностью, которая замечается в способе питания двух составных частей населения. В трапезах дорийцев мясные кушанья играли большую роль, между тем как у ионийцев лакомство богатых, равно как и закуска бедных классов, состояла из рыбы. Поэтому-то легко можно себе представить, что народный юмор составил эти прозвища, данные им аристократическим родам по тем животным, которые были наиболее неприятны ионийцам.
Подобно тому, как уже Мирон вменял себе в обязанность чествовать Зевса Олимпийского щедрыми дарами и этим снискивать уважение тех священных учреждений, которые были центром эллинской жизни, и Клисфен пытался поддержать тем же способом свою династию, идя вперед смело и энергично и умно пользуясь современными обстоятельствами, даже за пределами полуострова.
Из всех частей Средней Греции ни одна не была ближе сикионцам, чем берег Фокиды, где прямо перед ними вздымался Парнасский хребет, этот грандиозный фон картины, ежедневно услаждавшей их взор, где передними лежала глубокая гостеприимная бухта, от которой поднималась, часа на полтора пути, вплоть до скалистого подножия Парнаса, плодородная низменность.
К этой бухте некогда причалили критские мореплаватели, они воздвигли на берегу первый алтарь Аполлона и основали внутри страны на возвышенности, господствовавшей над равниной, при самом выходе из ущелья, из которого Плист изливается в равнину, и на самом краю выступа высокого горного хребта город Крису, ставший средоточием небольшого государства и столь значительным торговым городом, что весь залив был назван по его имени. Крисой была основана на берегу моря гавань Кирра, а на высоте, среди горных хребтов, близ источника Кассота – храмовый город Пифо, или Дельфы; все побережье с его святилищами Аполлона было в зависимости от Крита. Там пелись критские гимны, применялись критские искупительные обряды; даже сам горный источник, Касталия, получил свое имя от критянина.
Дела критской колонии изменились, когда дорийское племя утвердилось близ Парнаса. С ним вступили в сношения дельфийские жрецы; через него они распространили свое влияние во все стороны; с его помощью они высвободились из зависимости от Крисы: привилегии ее как метрополии были ограничены, Дельфы стали самостоятельной общиной, и основание ее святилищ приписывалось уже непосредственно Криту. К этому времени относится гимн Гомера в честь Пифийского Аполлона, где певец умалчивает о Крисе и прямо переносит критского бога с морского берега в Дельфы для основания там его культа.
С этого времени установилась натянутость в отношениях между Дельфами и Крисой. Возрастающее благосостояние Дельф зависело преимущественно от безопасности тех дорог, по которым и морем и сушей прибывали богомольцы; одна из важнейших привилегий состояла в том, что эти дороги были избавлены от платы пошлин тем правительствам, по чьим территориям они проходили. О сохранении этих привилегий заботились единоверцы или амфиктионы, союзный совет которых был хранителем прав храма. Чем больше процветали Дельфы, чем многочисленнее были отягченные богатыми дарами толпы богомольцев, направлявшиеся к ним, тем больше возрастала зависть окрестных общин, которым кололи глаза роскошные и избалованные Дельфы, и тем сильнее становилось искушение создать проходившим толпам богомольцев всевозможные затруднения и обложить их податью. Это особенно было сделано Крисой, бывшей по своему положению как бы первой ступенью Парнаса, господствовавшей над входом в горы и влиявшей даже на высадку пилигримов в Кирре. И крисейцы начали под разными предлогами устанавливать в гаванях и на больших дорогах различные пошлины и поджигать суда с паломниками, желая также извлекать пользу из процветания своего прежнего выселка.
Все обстоятельства благоприятствовали им. Пределы союза значительно расширились вследствие основания дорийских государств, но внутренняя связь его сильно расшаталась. Дорийское племя разбрелось по целому ряду государств; в каждом из них оно имело особые задачи и цели, так что оно никак не могло всей своей совокупностью поддержать отношения с северной своей отчизной. Правда, Спарта, лишь только был установлен ее внутренний порядок, возобновила свои связи с Дельфами, но далекое расстояние препятствовало восстановлению старинных покровительственных отношений. К этому присоединились бедствия в самой стране, внутренние и внешние опасности, неподвижность Ликургова государства и своеобразность дорийского племени, которое охотно свыкалось с тесными пределами и с трудом могло бы стать на точку зрения, выходящую из сферы его ближайшего окружения. Наиболее обширный кругозор, до которого возвысилась Спарта, обнимал собой пелопоннесские дела, а новым средоточием для них было пизанское святилище, оттеснившее на второй план отношение к Дельфам.
