Народное движение, которое впервые при Фидоне приобрело могущество и влияние, не могло найти вне Аргоса более благоприятной почвы, чем перешеек, соединяющий остров Пелопа с материком. Здесь издревле жили финикийские и ионийские племена; здесь, где оба залива тянутся на восток и запад, как широкие военные дороги, должна была скорее всего пробудиться склонность к мореплаванию и торговле и восстать против стеснительного гнета дорийских государственных учреждений. Здесь антидорийское направление проявилось преимущественно в городах, лежавших близ западного залива: они завязали отношения с Западом, подобно тому, как сделал это Фидон относительно Востока. Вся Ахайя по характеру основного своего населения осталась ионийской страной и вследствие раннего развития местной торговли и мореходства дорийские принципы менее всего могли пустить здесь корни.
Так как ионийцы всюду любили селиться близ устьев рек, где они пользовались с одной стороны всеми преимуществами близости моря, с другой же стороны могли удобно пользоваться произведениями внутренних земель, то они и основали Сикион в нижней долине Азопа, источники которого берут свое начало в горах Арголиды и сливаются в целый поток в обильной виноградниками Флийской горной долине; извиваясь в длинной теснине, он наконец изливается в береговую низменность у подножия широкой вершины Сикиона.
Сикион был исходной точкой ионийской культуры, охватившей всю долину Азопа; длинный ряд имен сикионских царей свидетельствует о древности города. Некогда он был столицей всей Азопии и лежащего против нее берега; прибытие дорийцев прервало политическую связь азопских городов; сам Сикион должен был принять в состав своего поселения дорийские роды.
Это совершилось без всякого насилия; более древняя династия правителей из рода Гераклидов удержалась как-то наряду с вновь прибывшими Гераклидами, но дорийцы, тем не менее, получили перевес; три племени завладели лучшими землями; из них образовалось воинское сословие, ставшее коренным элементом гражданства; ему предоставлялись все звания и должности. Дорийцы жили на высоте, господствовавшей над морским берегом, среди горных хребтов, изобиловавших дичью; древние ионийцы, слившиеся с основным населением, жили внизу, как бы предназначенные местными условиями для добывания себе пропитания рыбной ловлей и плаванием по заливу. В противоположность остальным они назывались жителями поморья или эгиалейцами.
Кажется, что распри с соседями впервые дали повод старинным гражданам привлечь эгиалейцев к служению государству. Они должны были служить в качестве оруженосцев и в случае нужды поддерживать тяжеловооруженную фалангу как воины легко вооруженные. На это оперлись впоследствии первые требования общины; она не хотела более быть исключенной, как будто чужая, из государства, защите которого содействовала. Эгиалейцы были присоединены к трем дорийским племенам как четвертое племя; мы должны поэтому предположить и в этом случае, что попытка соединения племен была сделана законодательным путем.
Итак, Сикион имел еще до возникновения тирании государственную конституцию. Аристотель утверждает, что местные тираны правили согласно законам страны, подобно тому, как Писистратиды правили по законам Солона, насколько это было совместимо с их деспотическим правлением.
Но в Сикионе так же мало, как и в Афинах, подобные законы могли вести государство по пути мирного развития. С возобновлением отношений, которые с VIII века снова сблизили берега Архипелага, пробудилась в эгиалейцах и новая жизнь, они приобрели образование, благосостояние, самосознание и требовали сообразно с этим полного участия в общинных делах. Из их среды возвысился один род, который во главе народной партии низвергнул дорийское государство, род, удержавший в своих руках власть долее всех остальных поколений тиранов, именно в течение целого столетия, и более унизивший аристократию, чем это было сделано где-либо.
Происхождение этого семейства покрыто мраком. Если основателем его могущества считают иногда повара, то это только прозвище, данное ему в насмешку враждебной партией. Первый из этих властителей назывался Андреем, и кажется, что он принял династическое имя Орфагора Правдивого, для того чтобы ввиду интриг противников указать на себя как на лицо, чистосердечно относящееся к народу. Вследствие этого весь ряд правителей Сикиона получил название Орфагоридов.
В противоположность дорийским землевладельцам и военачальникам и благодаря своим далеко распространившимся торговым связям они приобрели богатство, образование и усвоили смелый дух предприимчивости. Посредством своего богатства они сумели приобрести и могущество. Они горделиво выставляли его напоказ и употребляли его преимущественно на развитие образцового коневодства, чтобы этим прославить свое имя в обширных сферах и получать победные венки на народных игрищах. Это была роскошь, для которой дорийцы не имели ни охоты, ни средств; только наиболее богатые из них могли делать издержки, нужные для того, чтобы в течение многих лет содержать коней и мулов и объезжать их ко дням праздничных игр. Поэтому уже то обстоятельство, что с олимп. 25 (680 г.) и в Олимпии состязания происходили на конях, запряженных в колесницы, означало собой торжество антидорийского направления в Пелопоннесе.
С этого времени образовалась и на полуострове из коннозаводчиков и победителей в гонках колесниц новая всадническая аристократия, которая в некоторой степени возобновила блеск ахейских анактов,– аристократия ионийского происхождения, щедрая, подвижная и настолько же любимая народом, которому она своей роскошью давала возможность большой наживы и доставляла развлечение своими пышными празднествами, насколько было нелюбимо скаредное дорийское воинское сословие.
К этому направлению примкнули тираны; оно было источником их могущества, ибо доставляло им вместе с тем и случай сблизиться с национальными святилищами Эллады. Через двадцать лет после олимпиады Фидона, Орфагорид Мирон одержал в Олимпии победу в гонках колесниц, которая составила эпоху в развитии могущества этой семьи, стремившейся играть важную роль. Под покровительством пелопоннесских союзных божеств, он чувствовал, что поставлен выше обычного гражданина; как дорого было ему сближение со святыней, явствует из тех богатых даров, которыми Мирон наделял ее, и из построения казнохранилища, предназначенного для сбережения всех даров, приносимых божеству родом Мирона по обетам.
Но здание это не должно было оставаться только прочным памятником победи набожности Орфагоридов, но и памятником новых источников богатств, промышленного духа и технических изобретений, которыми мог располагать царь Сикиона. Он поручил своему зодчему соорудить здание в два яруса, стены которого были покрыты медными листами подобно дворцам героических времен. Медная руда была привезена из Тартесса, вероятно, при посредстве нижнеиталийских городов, из которых Сирис и Сибарис находились в постоянных связях с Сикионом. Но не одним только древним формам искусства суждено было возродиться в полном блеске, но и употреблению колонн и архитравов, которое преимущественно развилось во вновь основанных городах Италии и Ионии и притом одновременно в двух формах – в суровом, как бы стесненном стиле, называемом дорическим, и в более свободной форме, свойственной ионийцам. Обе художественные формы этой национально-эллинской архитектуры были, насколько известно, впервые применены здесь одновременно, являясь блестящим доказательством нового развития и разностороннего образования, приобретенного Сикионом благодаря его связям с Востоком и Западом.
Эти отношения распространились и на Ливию, что, без сомнения, не лишено было значения для улучшения сикионского коннозаводства. Оттуда, говорят, вернулся на родину Клисфен и завладел престолом после Аристонима, сына Мирона. Нам, однако, известно об этих событиях только то, что Клисфену удалось восстановить династию Орфагоридов лишь после неоднократной конституционной борьбы, т.е. после реакции дорийской партии.
