Наряду с Зевсом поклонялись и Гере; ее святилище было совместной святыней для двух соседних государств, и хор из шестнадцати женщин, соединенными силами ткавших одеяние Геры, изображал шестнадцать городов, которые, разделенные поровну, находились и в Элиде и в Пизе. Этот союз был распространен и на культ Зевса, получивший после прибытия ахейских Пелопидов совсем иное значение. Более слабая с самого начала Пиза, желая защитить свои святилища от южных и восточных соседей, особенно же от аркадийцев, заявивших притязания на земли, лежавшие близ устья Алфея, искала защиты в сближении с Элидой, а Элида, со своей стороны, смотрела на вмешательство в управление пизанцами как на давно желанный случай приобрести могущество и влияние за пределами своих владений. Оба государства взяли на себя наблюдение за священным культом. Олимпия стала центром государств западного берега, и если бы Спарта искала сближения с ними, то для этого сближения представлялась теперь такая форма, удобнее которой трудно было что-либо найти, так как Зевс был, особенно по понятиям ахейского племени, общим пастырем всех народов, древнейшим союзным божеством всех эллинов и в то же время верховным прибежищем гераклидских царств в Пелопоннесе. К культу его, совершавшемуся в Олимпии, Спарта примкнула тем охотнее, что с ним было тесно связано и поклонение Пелопу как учредителю Олимпийских праздничных игр и как первообразу всех олимпийских борцов, ибо чествование потомков Пелопа всеми возможными способами стало постоянной политикой дома Гераклидов.
В олимпийском храме Геры сохранялась еще во времена Антонинов медная пластинка, на которой были написаны кругообразно все законодательные постановления относительно олимпийских празднеств. Аристотель признал эту надпись важнейшим памятником пелопоннесской истории и исследовал ее; по его свидетельству, в этой надписи рядом с именем элийского царя Ифита стояло имя Ликурга. Но был ли этот памятник одновременным с ними по происхождению, был ли он сооружен по распоряжению поименованных на нем лиц от имени их государств – это ничем не доказано. Они могли быть поименованы в письменном памятнике гораздо позднейшего происхождения как виновники взаимного соглашения. Во всяком случае царь Ифит считался в местных преданиях настоящим учредителем союзного празднества, виновником его славы, распространившейся за пределами ближайших окрестных земель. Поэтому-то в преддверии храма Зевса стояла вылитая из меди статуя высокой женщины, олицетворявшая собой олимпийское перемирие (Eckecheiria); рядом с ней стоял Ифит, которого она с признательностью осеняла венцом. Хотя рядом с ним называют также и пизанца Клеосфена, но уже и в то время перевес могущества и больший почет были на стороне Элиды.
Именем Ифита отмечена важнейшая эпоха в развитии этих отношений. Связь его с предшественниками из рода Оксила не определена с точностью. Самого его называли Гераклидом; по крайней мере культ Геракла, к которому элийцы относились до той поры враждебно, был водворен будто бы им, и им же положено начало сношений между дельфийским богом, государством Ифита и им самим. Вследствие этого Элида и Спарта как будто сроднились между собой и стали способными к тесному братскому сближению. Это была та самая эпоха, когда порвалась старинная связь с Ахайей, эпоха, о которой свидетельствует призыв Агория; место ее заняла открытая симпатия к Спарте; около этого времени сложились, вероятно, и мифы о древнейших вооруженных союзах между Оксилом и Гераклидами. Политические интересы Элиды и Спарты встретились, и оба государства заключили для взаимной поддержки союз, центром которого было святилище пизанского Зевса; союз этот был уже совершенно закончен в главных подробностях и прочно установлен, когда после победы Корэба в 776 году до н.э. стали постоянно записывать имена олимпийских победителей, а вместе с этим началась и документальная история союзной святыни.
Основой союза было общее признание Олимпийского Зевса и общее участие в его чествовании, которое по уставу должно было совершаться каждые пять лет после летнего поворота солнца, с наступлением полнолуния, и считаться союзным празднеством. С этим было связано много других последствий, приводивших разъединенные до той поры части полуострова к тесному сближению, богатому результатами. Начали прокладывать дороги, определять время для празднеств, принимать на себя различные взаимные обязательства. За Элидой было закреплено отнятое ею у пизанцев право главенства на празднествах; элийцы должны были возвещать о приближавшемся празднестве посредством священных гонцов. С этого оповещения и начиналось перемирие; пути в Пизу должны были быть открыты и безопасны, а все окрестности храма вполне спокойны. Тот, кто нарушал это спокойствие каким-либо насилием, должен был явиться перед храмовым судилищем элийцев; приговоренный становился рабом оскорбленного бога и мог откупиться только определенной суммой. Таким образом составлялась храмовая казна, упрочивался целый ряд постановлений, получавших значение священного олимпийского права.
