Диоскуры, которым с древних времен поклонялись на берегу Эврота, служили героическим первообразом двух царей; каждый из них имел при себе во время войны изображение одного из Диоскуров. Насколько предания героического времени всюду были окружены почестями, яснее всего видно из того, что Ликург ввел в Спарте песни Гомера. С берегов Ионии слава ахейских царей разнеслась до Пелопоннеса; в эпосе царские права были как бы навеки запечатлены, точно в общенародной грамоте: эпос должен был и в Спарте освятить царскую власть, стать охраной престола.
Подобно царям времен Гомера, спартанские цари имели около себя совет старейшин, избранный из почетнейших лиц народа и призванный к участию в управлении государством и к исполнению судейских обязанностей. Но то, что прежде было предоставлено царскому усмотрению, было теперь во всех отношениях подчинено строгим правилам, и царская власть была нераздельно связана с содействием Государственного совета, особенно в тех случаях, когда дело касалось жизни кого-либо из граждан, цари не должны были произносить приговора в силу своего владетельного права, а только как члены совета, в котором кроме них заседало еще двадцать восемь человек. Это были пожизненные сенаторы, избранные народным голосованием как лучшие люди во всей общине, и именно только такие, которые проявили себя в течение шестидесяти лет людьми, достойными общественного доверия.
Если мы здесь, как и во всех старинных общинах, должны видеть в членах совета представителей общины, то надо думать, что и число этих членов не было случайным, а соответствовало, вероятно, подразделениям самих граждан. Правда, что существование этих подразделений не доказано вполне определенно, однако весьма вероятно, что в Спарте существовало тридцать об, т.е. мелких племенных общин, десять гиллейских, десять диманских и десять памфильских, и что каждая из этих об высылала представителя в совет. Цари имели поэтому то преимущество, что они были природными представителями тех двух об, к которым принадлежал их род, и что они занимали председательское место. Каждый из них имел только один голос из тридцати, и когда они отсутствовали (кажется, однако, что они могли присутствовать или отсутствовать лишь одновременно), то кто-нибудь из сенаторов принимал на себя их два голоса и присоединял к ним, в качестве третьего, свой собственный голос.
Нет сомнения, что и в общинном устройстве многие старые и первобытные учреждения были только подновлены. Иначе как могли бы такие знатоки древности, как Гелланик, отнести все законодательство ко временам дорического переселения в страну, к поре Эврисфена и Прокла. К числу этих первобытных элементов принадлежало, без сомнения, разделение дорической общины на филы и обы, разграничение их места жительства и определение их отношений к поземельной собственности. Дорийцы после своего прибытия в Лакедемон потребовали себе и получили там, как и всюду, поземельную собственность. Раздача земель, добровольная или по принуждению, последовала по распоряжению тогдашних правительств; мы можем представить себе способ, по которому это совершилось, подобным тому, как происходит поселение колонистов; земли, назначенные для раздачи (это были либо государственные земли изгнанных Пелопидов, либо участки, отнятые в междоусобной борьбе у прежних владельцев) были измерены, и колонисты получили равные участки, в размере достаточном для их содержания.
Первые попытки организации были приноровлены к тем условиям, в которых находилась Лакония после падения Пелопидов, ибо дорийцы и здесь, как и на Крите, были приняты в отдельных ставших независимыми городских территориях и стали сживаться с ахейцами. Затем начались раздоры между разными мелкими государствами, которые одно за другим теряли свою самостоятельность; вследствие этого и дела переселенцев дорийцев должны были прийти в величайшее расстройство. Поэтому когда Спарта стала новым центром, около которого образовалось новое лакедемонское государство, дорийцы (сила и дисциплина которых одни только и могли способствовать основанию новой державы) должны были собраться воедино из своего разрозненного положения, получить новую организацию и соединиться вокруг двойного престола Гераклидов, образовав собой единый стан. Таким образом, последовали преобразование военной колонии (как мы можем назвать дорийскую общину), новое подразделение, новая перепись и новая раздача участков. При таком сходстве этих поселений с колониями мы должны предположить определенные числовые данные; в этом отношении нет недостатка в достоверных преданиях. Но если число участков земли, назначенных для раздачи по распоряжению Ликурга, и передается различно (4500, 6000 и 9000), то нет сомнения, что эти цифры относятся к разным временам, и мы с большим основанием можем предположить, что меньшие цифры древнее и что они затем увеличились, потому что вследствие нового приобретения земель последовало увеличение числа участков. Что первое число было установлено Ликургом, это подтверждается еще и тем, что оно шесть столетий спустя было искусственно восстановлено царем Эгисом посредством принятия в страну периэков и иноземцев; это было, вероятно, число, освященное старой традицией.
Дорийские участки составляли в центре страны нераздельную область, границы которой мы также можем с достоверностью указать на основании реформ Эгиса. Она расстилалась на севере до того места, где суживается верхняя долина Эврота близ Пелланы, и до ущелья долины Эны близ Селазии; на юге плодородные низменности, открытые со стороны Лаконского залива и простиравшиеся до Малейского мыса, принадлежали также к владениям дорийцев; на востоке и западе высокие горные хребты Тайгета и Парна служили им границей. Весь центр Лакедемона был, таким образом, во власти дорийцев; здесь жили они, разделенные на филы и обы, так что на каждую филу приходилось 1500 тягол, на каждую же обу – 150. Филы и обы составляли также отдельные округа; так, оба Агиадов, вмещавшая в себе древнейший царский род, занимала участок, лежащий на берегу Эврота.
Впрочем, дорийцы и в эту пору не были вовсе свободными собственниками земли. Они не смели ничего продать, прикупить, подарить или завещать. Участки передавались от отца к сыну как неприкосновенные майораты; если не было наследников мужского пола, участки становились собственностью государства, т.е. ими располагали цари как первоначальные собственники земли.
Все зависело от сохранения заведенного порядка, и цари как верховные владельцы ленов следили за этим; особенно они заботились о том, чтобы не было свободных участков и чтобы члены военной общины, не имевшие оседлости, получали поземельную собственность посредством браков с наследницами участков. Своевременный брак был общественным долгом для каждого дорийца-собственника; он был обязан сделать все, что от него зависело, чтобы вырастить здоровое молодое поколение для наследственного пользования участком, и это так откровенно выставлялось целью всякого брака, что бездетный брак вовсе не считался браком, и расторжение его прямо требовалось государством.