Новая историческая эпоха, начавшаяся с появления Агиадов и Эврипонтидов, не могла установиться без труда и борьбы, так как она основывалась путем порабощения независимых царей, уничтожения самостоятельности городов и того равноправия, которое было даровано древнему населению страны наряду с дорийцами. Началось новое завоевание страны. Те же города, которые считались принадлежавшими к союзу: Эгида, Фарис, Геронорея, пали один за другим и превратились в покоренные второстепенные города; могущество двух спартанских царей распространилось из замкнутой долины Эврота во все стороны, и таким образом постепенно возникло единое государство, продвигавшееся к берегу путем кровавой борьбы.
Во время этого расширения владений не было, однако, недостатка во внутренних распрях и ссорах между царями-завоевателями и дорийцами, так как каждый новый успех подталкивал царей, опираясь на их старых подданных, уменьшить права, дарованные пришлым воинам. Еще немного – и эти смуты совершенно ослабили и уничтожили бы развитие новообразованного государства, если бы общественные дела не были вовремя приведены в порядок сильной рукой. Своим спасением Спарта была обязана Ликургу, и те почести, которые воздавались его памяти, доказывают, как глубоко было сознание, что без него запутанный общинный быт стал бы жертвой разрушения. Ликург считался настоящим основателем государства, т.е. учредителем тех порядков, которым Спарта была обязана своим историческим значением.
Насколько единодушно было признание заслуг Ликурга, настолько же неопределенны и шатки были все дальнейшие предания о нем. Очевидно, что законодательство Ликурга сложилось в такую пору, когда все государство было потрясено и когда не существовало никаких правильных властей. Поэтому-то трудно было установить связь Ликурга с какими-либо личностями или фактами современности, и нет никаких подлинных сведений о нем. Ясный облик его личности рано исчез из памяти спартанцев; они почитали его как божественное существо и окружали его символическими образами, называя его отцом Евнома, а сыном – Эвкосма. Поэтому, однако, Ликург не должен считаться вымышленным лицом; он – один из тех, которые, как посредники между земным и божественным началом, окружены легендами, подобно Эпимениду и Пифагору. Нельзя отрицать, что во второй половине девятого столетия до н.э. в Спарте действительно жил и действовал человек с этим именем. Каждый из двух царских родов старался присвоить его себе, но в одном все были единодушны, а именно в том, что он вводил порядок в свой родной город не в качестве царя, а как опекун над малолетним наследником престола; родословная Агиадов, которой придерживался Геродот, делала его опекуном Леобота, между тем как по другому, более распространенному преданию он был регентом при своем племяннике Харилле, или Харилае, из дома Эврипонтидов. Из этого можно заключить, что, по единогласному мнению всех, двоецарствие уже не существовало во время его законодательства.
Что Ликург также мало, как и критские законодатели, принадлежал к дорийскому племени,– это мы можем заключить из широты его кругозора и из Преданий о его заморских путешествиях и связях. Ни в одной части его законодательства не выступают дорийские племенные интересы, и вряд ли дориец подумал бы о том, чтобы перенести поэмы Гомера в Спарту. Предание о том, что Ликург изучал критские учреждения, вполне достоверно. На Крите он видел, что задача подобная той, какая ему самому предстояла, счастливо и мудро решена, и ничто не было так благотворно для Спарты, как сближение с политической и религиозной культурой Крита – сближение, приписываемое Ликургу.
Осмотрительность, знание света и государственная мудрость, лежащие в основе законодательства Ликурга, не были продуктом самой Спарты.
Из всего, что об этом известно, очевидно, что законодательство это шло из Дельф и как бы оттуда получило свою санкцию. Пифия признала Ликурга божеством, т.е. безусловно надежным представителем божественной воли; в сущности, он не что иное, как орган дельфийской мудрости, и удачный исход его дела объясняется только тем сильным влиянием, которого, вероятно, достигли в Спарте во время политических смут жрецы, тесно связанные с Дельфами. Сами законы считались оракулами; был избран целый совет жрецов, чтобы истолковать смысл законов Ликурга.
Деятельность законодателя была троякая. Первой потребностью являлось прекращение кровавой распри, охватившей страну, поэтому он и начал свое великое дело водворением мира. Второй потребностью было уравнение различных сословий и племен, которое опиралось бы на твердое определение их взаимных прав и обязанностей: третьей потребностью было введение порядка в дорическую общину.
Но все это дело совершилось не сразу, как это изображает Плутарх в своей «Жизни Ликурга», и цель общего умиротворения была достигнута не без сложной борьбы.
