О том, как сложилась спартанская государственная форма, можно составить себе, быть может, приблизительное понятие, если принять во внимание предания о поре, предшествовавшей двоецарствию, предания, которые сохранены достовернейшими исследователями древности. Мы узнаем, таким образом, что по прибытии дорийцев вся страна разделилась на шесть городских округов, столицами которых были Спарта, Амиклы, Фарис, три внутренние местности близ Эврота, затем Эгинт близ аркадской границы, Ласу Гифейского моря; шестой была, вероятно, морская гавань Бея. Как и в Мессении, дорийцы разбрелись по различным местностям, управляемым царями; они соединились с прежними жителями; новые поселенцы, как, например, минии, переходили из сел в города.
Что и здесь пришельцы примкнули к древнейшим учреждениям страны, вполне ясно; шесть лаконских царей начали царствовать, конечно, не с этой только поры. Под верховной властью Пелопидов существовал уже целый ряд вассальных областей, владельцы которых жили в окрестных землях и, сознавая свои собственные верховные права, только против воли подчинялись главному царю. Героическое сказание заключает в себе много преданий о непокорных вассалах. Оно повествует, например, об аркадском царе Орните, отказавшемся в Авлиде отвечать на призыв Агамемнона к войне, а наиболее известный пример коварства вассала мы видим в лице Эгисфа, убийцы своего сюзерена; в разных местностях царства героического времени погибали от восстания вассальных царей. Подобно тому как Фиест считался живущим близ Малейского мыса, так другие вассалы были рассеяны по всей Лаконии: поэтому-то после падения Атридов, когда исчезло все, непосредственно связанное с ними, вассалы подняли голову как самостоятельные властители. Они заключали договоры с пришлыми воинами, они раздавали им определенные участки и взамен на это добились признания своих верховных прав и поддержки своего могущества. Таким образом, здесь, как и на Крите, дорийцы были размещены по разным городам, и целостность страны поддерживалась соединением этих городов в одно государство. Поэтому же и следует представить себе Лаконию шестиградием, союзным государством, состоящим из странной смеси старых и новых элементов.
В этом виде государство не удержалось; в нем было слишком много элементов брожения; цари враждовали между собой под влиянием взаимного недоброжелательства и слабейшие подавлялись сильнейшими. Так установилось единство государства, которое никогда не могло упрочиться на Крите, но и в этом случае оно не было достигнуто безусловным торжеством одного лишь царского рода; уцелело несколько семей, которые так сжились между собой, что предпочли наконец мирное соглашение решению вопроса оружием. Подобное соглашение встречается и в других местностях, как, например, в ионических городах, где мы видим ликийские и пилийские царские династии пользующимися совместно верховными правами. В Спарте видны ясные следы того положения дел, когда три семьи заявляли равные права на верховную власть, а именно – Агиады, Эврипонтиды и Эгиды. Последние были постепенно оттеснены и должны были уступить место остальным двум семьям или одной из них.
Род Агиадов считался древнейшим и значительнейшим, это было, как мы имеем основание предположить, поколение ахейцев, давно поселившееся в стране. О происхождении Эврипонтидов нельзя сказать ничего определенного. Оба рода достигли победы тем, что им удалось склонить на свою сторону главные силы дорийского народа, выделить его из смеси с остальным местным населением и собрать его разрозненные силы. Опираясь на дорийское воинство, они сделали из места их первой стоянки Спарты средоточие страны и центр правления.
Этим начинается вторая после прибытия дорийцев эпоха истории страны, отмеченная господством двух семей, именно Агиадов и Эврипонтидов; род царей, принадлежавших к ним, уже не прерывается.
С ними начинается новый ряд преданий, служащий ясным доказательством того, что здесь началась новая эра. Позднее имена двух Аристодемовых близнецов, Прокла и Эврисфена, вставлялись перед именами Агиса и Эврипонта, с тем чтобы посредством мифа объяснить двоецарствие, заставить забыть тревоги, предшествовавшие новому порядку вещей, и мирно свести оба дома к одному родоначальнику – Гераклу. Однако никто не отважился ради искусственной связи и вопреки достоверным преданиям назвать спартанских царей Эврисфенидами и Проклидами.
Понятно, что цари, пережившие падение ахейского царства, не стояли одинокими среди чуждого народа; как могли бы они тогда поддержать свою власть? Они были окружены родами одного с собой происхождения, сан и значение которых коренились еще в доисторической поре. Жрецы старинных местных богов еще существовали, точно так же, как и военные и придворные должности ахейского государства. Талфибиады, которые вели свой род от герольда Агамемнона, по-прежнему занимали должность государственного герольда; лидийские флейтисты, придворные повара, пекари, виночерпии существовали с наследственными правами; статуи героев, Матона и Керавна, почитавшихся покровителями общественных должностей, находились на гиакинфской улице празднеств, потому что назначение на эти должности было связано со старинными праздничными обрядами.
Кроме того, цари находили поддержку в первоначальном населении страны, которое подобно критским поселянам оставалось в прежних, неизменных условиях. Из него был составлен домашний штат царей, и оно находилось в безусловно зависимом положении, в то время как дорийцы исполняли, согласно договору, только известные обязанности. Как некогда Пелопидам, так теперь новым властителям они платили ежегодные подати и в качестве подданных оказывали царям всевозможные почести; особенно же они собирались после смерти каждого из царей для торжественного плача по усопшему.
Таким образом, и в Лаконии не все обновилось сразу, и здесь не было совершенно порвано с прошлым. Царство Пелопидов пало, но старые учреждения и условия продолжали существовать, священные предания оставались в полной силе, и те царские династии, которые сохраняли свою власть, опираясь на дорийцев, постоянно старались поддерживать достославное воспоминание о временах Пелопидов, от которых они получили свою власть. Поэтому-то бренные останки Тисамена и Ореста были перенесены в Спарту, чтобы этим снова связать нити местной истории, порванные насилием революции.