Введение
Учитывая, что различия в способностях являются врожденными, мы далее должны выделить еще один факт, подтвержденный экспериментально, т. е. что обучение намного более эффективно, когда обучаемые обладают сравнительно одинаковыми способностями. Неоднократно было продемонстрировано, что изучение одного и того же материала группой, состоящей из детей с блестящими, средними и низкими способностями, занимает значительно больше времени и дает гораздо меньшую эффективность, чем усвоение того же материала группой, состоящей только из детей с одинаковым уровнем — только с блестящими, только со средними или только с низкими способностями. На первый взгляд может показаться странным, что легче обучать класс с низкими способностями, чем со средними.
Дело в том, что в классе с низкими способностями учитель может подстроить свою методику под уровень своих учеников, тогда как в классе со средним уровнем, состоящем из учеников как с блестящими, так и с низкими способностями, такой метод, обучения просто неприменим ко всем членам класса. Временные затраты, естественно, увеличиваются. Поэтому, если мы хотим добиться эффективного обучения, то должны проводить разделение, не говоря уже о том, что определенные предметы слишком сложны для детей с невысоким коэффициентом интеллектуальности (IQ).
Поскольку по этой, а также по многим другим причинам некоторая форма разделения желательна, не является ли 11-летний возраст слишком ранним для определения способностей детей? Анализ имеющихся данных обычно показывает, что способности детей из средних школ и школ без преподавания классических языков очень редко совпадают даже при достижении ими 15- или 16-летнего возраста. Таким образом, в подавляющем большинстве случаев прогнозы представляются в высшей степени точными. Далее, что можно сказать о критике тестирования и волнении при проведении тестов? Она действительно обоснованна, но критикуются не психологические тесты и психологическая теория, а политическое и социальное давление, которое препятствует наилучшему использованию существующих знаний.
Достоверно доказано, что своеобразная тренировка-«натас-кивание» по тестам увеличивает коэффициент умственного развития примерно на десять баллов, что достаточно много. Однако есть также данные, что если просто предоставить детям несколько часов практики, то в выполнении интеллектуальных тестов это даст почти такой же эффект, что и тренировка, и приводит детей к такому уровню, когда их баллы уже не увеличивают ни тренировка, ни опыт. Таким образом, решение проблемы тренировки видится достаточно простым: всем детям перед решающим испытанием следует предоставить пять часов практики по тестам на интеллект. Это должно нейтрализовать эффект тренировки, возможно, предоставленной им дополнительно, и дать им равные стартовые возможности. В то же время это уменьшило бы нервозность, вызванную столкновением с совершенно новым событием.
Во многих отношениях предпочтительно распределить эти пять часов практики на период школьного обучения — от шести до одиннадцати лет, с тем, чтобы пока интеллект сформируется, ребенок смог приобрести некоторые знания, что в значительной степени способствовало бы прогнозированию. Это также уменьшит значимость любого отдельного испытания и, таким образом, повлияет на снижение экзаменационной нервозности. Детей, не сумевших достичь возможного уровня, можно еще раз протестировать индивидуально, чтобы определить, не произошел ли «провал» из-за нервозности или внешних причин. Есть и другие способы, с помощью которых опытный психолог может помочь комиссиям по образованию преодолеть трудности, связанные с применением тестирования, и избежать упомянутой критики. Почему же ничего подобного не сделано?
Причина очень проста. Если стоимость одного теста на интеллект и подсчет результатов составляет, скажем, x на одного ребенка, то пять тестов будут стоить y. Решение, что будущее счастье ребенка, скорее, стоит только x, нежели a*x, принято не психологами, а общественностью через выбранные ею органы местного самоуправления. Тем не менее можно сказать, что за x фунтов общество приобретает невероятно хороший товар. Так, проведение довольно поверхностного осмотра автомобиля стоит несколько фунтов; сравнительно полный медицинский осмотр стоит по крайней мере столько же. Выяснение интеллекта ребенка за x фунтов едва ли может расцениваться как неумеренные расходы. Степень точности таких измерений, конечно, напрямую зависит от количества денег, затраченных на них. Чем более высокая степень точности требуется, тем больше денег следует потратить на экзамен. Во время недавней поездки в Калифорнию мне показали целый ряд лабораторий, на создание которых истрачено несколько миллионов долларов, а единственным назначением их является достижение температуры, на несколько тысячных градуса ближе к абсолютному нулю! Наше общество согласно платить огромные суммы денег за небольшое увеличение точности физических измерений, подобных этим, но оно против указанных выше расходов при измерении психологических различий, имеющих огромное значение как для ребенка, так и для общества.
Моя цель при проведении такого сравнения состоит не в том, чтобы сказать, правильно такое общественное решение или ошибочно. Она скорее в том, чтобы обратить внимание на некоторые факты и показать, что если мы пока не можем совершенно точно измерить способности ребенка в возрасте 11 лет и старше, и тестирование подвергается различного рода критике, то порицать следует не психологов, а само общество. Отказывая в деньгах на исследования или отвергая проведение экспериментов частными исследователями из-за небольшого увеличения стоимости, общество приняло решение, которое может быть правильным или неправильным, но СМИ обрушивают всевозможные проклятия на голову психолога за отсутствие чудес по цене x и не представляют обществу данных о реальном положении дел, которые позволили бы ему пересмотреть свое решение.
Одной из причин, по которой общественная дискуссия по вопросам психологии страдает от значительного недостатка информации, является, возможно, то обстоятельство, что психология как наука использует методы и понятия узкоспециального характера. В частности, она использует статистические методы, а большинство людей статистику адекватно не воспринимают. Подобное восприятие интересно и в то же время странно, потому что кажется весьма односторонним. Обсуждения не менее статистических результатов скачек или перепасовок и комбинаций на футбольных полях популярны и широко распространены. Но когда статистические методы в отношении серьезных предметов пытается применить психолог, он сталкивается с обычным обскурантистским заявлением, что при помощи статистики ничего нельзя доказать. В известном смысле это справедливо. При помощи статистики ничего нельзя «доказать», если человек абсолютно несведущ в статистических вопросах. В действительноcти ложные аргументы, которые статистик моментально распознает как таковые, часто имеют место в популярной прессе, где они замаскированы таким образом, что их статистическая природа не распознается.
Позвольте мне привести два таких примера. Хорошо известно, что в Британии около половины больничных коек заняты душевнобольными. Мне довольно часто встречались случаи, когда журналисты делали из этого вывод, будто половина пациентов больниц страны страдает психическими расстройствами. Внешне это может показаться вообще не статистическим вопросом, хотя на самом деле это не так. Между сочетаниями «половина коек» и «половина пациентов» можно поставить знак равенства только в том случае, если продолжительность времени, в течение которого больной остается на своей койке, одинакова для пациентов с психическими и физическими заболеваниями. Вполне очевидно, что если пациент, страдающий физическим недугом, остается в постели в среднем два дня и затем выписывается, а душевнобольной находится в больнице в среднем двадцать лет, то число первых в 3650 раз больше числа вторых. В настоящее время является фактом, что большое количество душевнобольных остаются в больнице на весьма длительные периоды, тогда как пациенты, страдающие физическими болезнями, в подавляющем большинстве случаев, остаются в больнице всего на несколько дней. Если точное соотношение неизвестно, то определить соотношение пациентов из соотношения больничных коек невозможно.
Другой пример можно взять из дискуссии о случаях рецидивизма, т. е. о вопросе, почему определенные преступники снова и снова возвращаются в тюрьму. Я посещал Алькатрас — знаменитую американскую тюрьму, расположенную на острове в бухте Сан-Франциско, где отбывают наказание наиболее опасные преступники Соединенных Штатов. Эта одна из самых суровых и строго охраняемых тюрем мира. Утверждается, что еще никому не удался успешный побег из нее. Случилось так, что во время визита я находился в компании нескольких пенологов и социологов, чья антистатистическая предвзятость выяснилась во время плавания по бухте. Тюрьму нам показывал один из заместителей губернатора, который слышал часть их аргументов, касающихся использования статистики. Он подмигнул мне, когда обсуждение вернулось к рецидивизму, и сказал группе, что Алькатрас практически покончил с рецидивизмом, потому что среди всех тюрем страны он находится в самом конце списка, касающегося числа людей, вновь преступивших закон. Это произвело сильное впечатление на его слушателей, которые после еще долго обсуждали возможные причины подобного явления. Им не пришло в голову, что большинство заключенных Алькатраса находятся здесь пожизненно или приговорены к длительным срокам заключения, так что они просто не имеют возможности снова совершить преступление, ведь очень немногие из них вообще будут освобождены! Этот вопрос может показаться элементарным, едва ли заслуживающим называться статистическим, но это именно тот вопрос, который так часто пропускается неискушенным журналистом или читателем, пытающимся отделаться от современной теории вероятности несколькими неодобрительными фразами.
