Российское общество приветствовало конец монархии в феврале 1917 г. со смешанными чувствами: политически умеренные надеялись, что Россия теперь будет вести военные действия более эффективно, поддерживая западную демократию и обеспечивая тем самым России достойное место в послевоенном мире; левые силы и нижние армейские чины ожидали от нового правительства немедленного прекращения военных действий путем заключения мира без аннексий и контрибуций. Союзники также следили за событиями в России со смешанными чувствами. Февральская революция помешала их спланированной военной весенней кампании, в ходе которой они впервые должны были координировать наступления обеих фронтов — Восточного и Западного. Поощряя новое Временное правительство вести войну, союзники были осведомлены об агрессивной революционной пропаганде, которая велась, чтобы подорвать воинский дух российской армии и вывести Россию из войны. Ленин это обещал и вскоре фактически сделал. Последовали советско-германское перемирие в декабре 1917 г., Брест-литовское соглашение марта 1918 г., подтвердившие самые худшие ожидания союзников.

Старая армия, ее офицеры были разобщены и деморализованы большевистской пропагандой и массовым дезертирством, Красная армия только зарождалась. Ленин купил мир ценой утраты массы населения, больших территорий и промышленности. Резким ответом на эту «распродажу» российского достояния стало формирование вооруженного сопротивления, возглавлявшегося бывшими царскими офицерами при поддержке извне. Голос оппозиции большевистскому режиму удалось заглушить к концу 1917 г. Критическое положение Белого движения просто вынудило союзников начать военную интервенцию для помощи контрреволюции и поддержки военных действий против Центральных держав. К весне 1918 г. сложилось положение, при котором вступление Америки в войну годом раньше увеличило военный потенциал союзников, несмотря на сильный антивоенный настрой, сопровождавшийся с 1915 г. мятежами и волнениями в британской и французских армиях и усталостью от войны, которые получили распространение к 1917-1918 гг. Идея интервенции в Россию была непопулярной, но стала вполне реальной и могла характеризоваться как чисто военная по содержанию. На деле союзники никогда не воспринимали идею интервенции с энтузиазмом и не представляли себе четко целей, которых им следовало достичь.

Однако, с точки зрения большевиков, мотивация союзников выходила далеко за рамки чисто военной, что подтверждается мнением самого открытого и последовательного сторонника интервенции Уинстона Черчилля, который был военным министром в правительственной коалиции Ллойд Джорджа. Черчилль понимал, что успех большевиков в России будет иметь последствия не менее значимые, чем результаты войны. Он будет нести угрозу и миру капитализма, и британским имперским интересам. Эта точка зрения не только воодушевляла интервенцию, но и оживляла ее: после того, как все иностранные войска ушли из России в 1920 г., Черчилль организовал поход польской армии, которая оккупировала Украину. В черновике от 20 июля 1920 г. Троцкий указал на британское вмешательство, но его слова относительно роли Британии отсутствовали в опубликованной 21 июля статье в «Правде» и в «Известиях». Осознание очевидного антибольшевизма Черчилля осталось элементом советского восприятия Гражданской войны, а идея «капиталистического окружения» присутствовала в советской внешней политике на протяжении длительного времени.

Русская Гражданская война — это конфликт, который все еще сохраняет свой загадочный характер. Как писал Джон Брэдли, изучавший Гражданскую войну в России, существует естественная проблема «внешнего фактора» у ученых, занимающихся историей любой гражданской войны. Что касается Гражданской войны в России, то мы сталкиваемся с конфликтом, который «остается таким актуальным и политически таким противоречивым, что не только политики и идеологи, но и историки склонны философствовать на эту тему и ссорятся между собой».

С распадом Советского Союза в декабре 1991 г., может быть, актуальность и противоречивость конфликта привлекает меньше внимания. И это невзирая на открытие советских архивов, которые снабдили историков кучей «зерна для мельницы». Однако возникла проблема баланса политических взглядов. С утратой политических позиций историками, которые обвиняли коллег в «буржуазной фальсификации», изучение Гражданской войны стало полем «академическим». Особенно в бывшем Советском Союзе, где необходимость знать о своем прошлом быстро сменилась потребностью оценить трудности настоящего и перспективы беспокойного будущего. Возможности дискуссий российских ученых, несмотря на обилие свежих источников, часто ограниченны, что связано с утратой широкого спроса на их идеи и интереса к ним в обществе. С 1991 г. много труда было вложено историками в изучение «внешнего фактора». Методы, которыми они пользовались, унаследовали общепринятую периодизацию, интерпретацию и образы геополитического пейзажа Гражданской войны. Например, утверждение, что к 1920 г. Гражданская война фактически была выиграна большевиками; исключением оставались лишь операции по зачистке в таких труднодоступных местностях, как Восточная Сибирь и Российский Дальний Восток. Несмотря на серьезное сопротивление большевистским властям, к руководителям этих регионов относились уже как к проигравшей стороне. Интересно, что после того, как Красная армия нанесла несколько решающих ударов адмиралу А.В. Колчаку, а последний укрылся со своей армией в Восточной Сибири, в намерения Троцкого входило не преследовать его, а нанести врагу удар где-либо еще. Намек на такую стратегию проявился уже в 1919 г. Позиция Троцкого, однако, была отвергнута Центральным Комитетом. Советское правительство явно намеревалось преследовать Колчака и сломить сопротивление на Востоке.

Традиционный подход, который мы сейчас рассмотрели, был изучен британскими исследователями. Возник вопрос, в частности, находились ли западные районы во время Гражданской войны полностью под контролем большевиков к 1920 г. События последних месяцев 1920 г. показывают, что положение в этом регионе было неопределенным. И, если в конце 1920 г. Красная армия смогла легко отразить продвижение Врангеля в южной России, она оказалась в безвыходном положении в борьбе с Польшей Пилсудского. Давление, которое испытывала Красная армия, было вызвано не усилиями белых сил, а состоянием собственной разобщенности, тревожными признаками спонтанного сдвига вправо. Масштабы распространения конфликта очевидны в рамках принятой периодизации (даже если ставить ее под сомнение, учитывая сопротивление в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, общая картина событий не претерпит изменений).

Особые затруднения вызывают оценки исторических событий и действующих лиц. Революция и Гражданская война до сих пор остаются предметом жарких дискуссий. Например, роль Сталина, одного из самых ярких персонажей в истории, выдумана. Его место не в центре событий, а на их периферии. Другие личности, такие как Троцкий, играли непреходящую роль. Привлекает несколько мистифицированный образ стратегов, активных участников боевых действий, к тому же умеющих обосновать свои взгляды и решения.

Гражданская война и интервенция выдвинули и таких людей, которые могли остаться незамеченными и, конечно, никогда не достигли бы высот публичного признания. Взять, к примеру, Семена Михайловича Буденного. Превращенный в своеобразную икону большевистской революции и Гражданской войны, он стал соперничать с Троцким как большой военный стратег, человек действия и, особенно, как главный защитник революции. Его роль как стратега предстала более значимой в силу недооценки Троцкого самим себя в этой области. Троцкий считал себя не военным стратегом, а тем. кто прислушивается к мнению эксперта, а уже потом отдает нужные указания. Так как Буденный продолжал служить, процветая в среде советской военной иерархии и политической системы, его популярность если и не приблизилась к сталинской, то наверняка затмила Троцкого, который последовательно скатывался в немилость. Так как образ Сталина превозносили во многих принципиально важных аспектах революционной борьбы и Гражданской войны, роль Буденного связывалась с поворотными событиями на фронте в 1918-1919 гг. Как и Сталин, Буденный представал в образе отца. Советские источники придавали особое значение его вниманию к пионерии, школьникам, способности вдохновлять защитников родины. Простой народ благоговейно возвел Сталина в статус вождя и относился к нему как к личности, достойной преклонения, а к Буденному старые солдаты и молодежь относились как к товарищу по оружию, считая его благородным человеком в полном смысле этого слова. Именно эту его роль постоянно подчеркивали советские средства массовой информации.

Предыдущая | Оглавление | Следующая