По мнению такого опытного государственного и общественного деятеля, как В.И. Гурко, август 1915 г. стал в истории России последним рубежом, когда путем компромисса с буржуазной общественностью власть еще могла сохранить ситуацию под своим контролем и спасти династию. Но этот шанс был безвозвратно упущен, причем власть явно недооценила факт оформления 20 сентября 1915 г. в парламентских кругах так называемого Прогрессивного блока, переговоры о создании которого начались еще после летней сессии Думы. В блок не вошли только крайне правые и леворадикалы, а членами его стали 236 из 442 думских депутатов, начиная от умеренных националистов и кончая кадетами. К ним присоединились и три центристские группы Государственного совета. Бюро Прогрессивного блока возглавил октябрист С.И. Шидловский, а его членами стали кадеты П.Н. Милюков, А.И. Шингарев, Н.В. Некрасов, прогрессист И.Н. Ефремов и др. Программа блока вследствие пестроты его состава могла быть только компромиссной. Главным ее пунктом было требование создания правительства, пользующегося доверием страны (имелись в виду либеральные бюрократы и некоторые популярные общественные деятели). Кроме того, участники блока настаивали на необходимости объявления частичной политической амнистии, соблюдения принципа веротерпимости, «вступления на путь отмены ограничений в правах евреев», предоставления автономии Польше, восстановления профсоюзов и рабочей печати. Предполагалось уравнять крестьян в правах с другими сословиями и ввести волостное земство. В список потенциальных кандидатов в министры вошли Родзянко, Гучков, Коновалов, Милюков и другие деятели Прогрессивного блока, а из царских министров — Кривошеин, В.Н. Коковцов, сменивший Сухомлинова военный министр А.А. Поливанов и др., причем многие из них позже действительно вошли в состав Временного правительства, образованного после Февральской революции 1917 г. Никаких более радикальных мер члены Прогрессивного блока не предусматривали. Характерно, что один из видных правых кадетов, В.А. Маклаков, сравнивший в «Русских ведомостях» Николая II с «безумным шофером», который не хочет никому уступить свое место за рулем государственной машины, тем не менее предлагал отложить сведение счетов с ним до того момента, когда минует опасность, т.е. практически до окончания войны.
К концу 1915 г. обстановка в тылу и, главное, на фронте несколько стабилизировалась. Был преодолен кризис боевого снабжения армии, а общий объем промышленной продукции даже превзошел уровень 1913 г., хотя это достигалось за счет одностороннего роста военного производства при сокращении объема мирной продукции. Вместе с тем в стране продолжали нарастать топливный кризис и кризис транспорта. В 1915 г., по данным МВД, продовольствия не хватало уже в 500 городах и произошло 15 массовых выступлений на почве нехватки продуктов питания и дороговизны предметов первой необходимости. Они имели место в Петрограде, Москве и некоторых других промышленных центрах, причем перспективы в этом отношении становились все более неблагоприятными. Росло количество дезертиров, постепенно ухудшалось питание солдат, которым теперь давали уже не 400, а 200 г мяса в день. Престиж власти с каждым месяцем падал, чему способствовало и назначение 2 февраля 1916 г. на пост главы правительства бывшего тверского и ярославского губернатора с одиозной в условиях войны немецкой фамилией Штюрмер. И пусть Владимир Маяковский несколько поторопился, когда в поэме «Облако в штанах» сделал свой знаменитый прогноз: «В терновом венце революции грядет шестнадцатый год»,— но уже чувствовалось, что в России налицо и кризис «верхов», и значительная активизация рабочих «низов», рассчитывать на лояльность которых по отношению не только к буржуазии, но и к самой власти становилось все труднее и труднее.
В 1916 г. внутриполитический кризис в стране только нарастал. На фронтах шла изнурительная позиционная война, лишь раз прерванная так называемым «Брусиловским наступлением» войск Юго-Западного фронта в мае-сентябре 1916 г. Несмотря на поистине ошеломительный первоначальный успех, в результате чего Австро-Венгрия до конца войны практически перестала быть активным союзником Германии, в дальнейшем без надлежащей поддержки на других фронтах и со стороны союзников по Антанте эта операция захлебнулась, привела к большим потерям и не стала переломным моментом в ходе боевых действий на русско-германско-австрийском фронте. Брусиловский прорыв вызвал последний всплеск патриотических настроений в армии и в тылу, который сменился затем глубоким пессимизмом и даже чувством безнадежности. Напомним, что в 1916 г. русская армия потеряла более 2 млн человек убитыми и ранеными и около 350 тыс. — пленными.
В армии росло число дезертиров, учащались случаи «самострела», коллективной сдачи в плен и стихийных братаний с солдатами противника. На глазах менялся и состав офицерского и унтер-офицерского корпуса. Места убитых и раненых занимала наспех обученная и более демократичная по своему социальному происхождению молодежь, у которой уже не было прежней веры в незыблемость существующего строя и непогрешимость правящего монарха. При этом в отношениях между солдатами и офицерами росли взаимная отчужденность, подозрительность и прямая враждебность.
Ухудшение морально-психологического состояния русских войск было связано не только с тяготами окопной жизни и бесперспективностью продолжения войны, но и с негативной информацией, содержавшейся в письмах, которые солдаты получали из дома. Родные жаловались на дороговизну, реквизиции, тяжесть налогового обложения. В ответ с фронта шел поток жалоб на суровую дисциплину, телесные наказания, плохое питание и обмундирование. Выплескивалось наружу и недоверие солдат к своим командирам и к власти в целом. Фронт будоражили бесчисленные слухи об измене в «верхах», мнимой скандальной связи Распутина с царицей, военных сверхприбылях буржуазии. Зазвучал в солдатских письмах и мотив грядущего возмездия народа власти и всем имущим классам.
