В годы войны в армии оказалось до 30 тыс. учителей и много врачей, процесс социально-политического «прозрения» которых проходил для многих очень мучительно. Что касается революционной интеллигенции, то она раскололась на «оборонцев» и «интернационалистов», включая сторонников теории поражения России как меньшего, по сравнению с ее победой, зла, поскольку победа царских войск грозила бы укреплением существующего строя и отсрочкой новой революции. Чувствуя враждебное отношение россиян, включая и рядовых большевиков, к «пораженчеству», его главный идеолог В.И. Ленин предложил, чтобы не только в России, но и во всех воюющих странах социалисты выступали за поражение «своих» империалистических правительств и за мировую революцию как единственно реальный, по его мнению, выход из мировой бойни. Однако число сторонников превращения войны империалистической в войну гражданскую и в России, и тем более в других воюющих странах было тогда крайне невелико. При этом революционно-пораженческие настроения затронули в основном русские эмигрантские круги, тогда как в самой России, где «пораженчество» приравнивалось к измене родине, его открытых проявлений практически не было.
Патриотический подъем российского общества нашел отражение и в позиции депутатов Государственной думы, собравшихся 8 августа 1914 г. на однодневную сессию и недвусмысленно высказавшихся за социальное и национальное «перемирие» с властью на время войны. Это позволило правительству получить право на принятие некоторых экстренных мер финансового характера (в историографии это обычно называется одобрением военного бюджета). Голосование объединило все фракции Думы, кроме социал-демократов (и большевиков, и меньшевиков) и крестьянских депутатов — «трудовиков» во главе с А.Ф. Керенским. Особенно показательно было изменение позиции главной оппозиционной партии — кадетов во главе с известным историком и общественным деятелем П.Н. Милюковым. Выступив накануне войны за сдержанность и осторожность во внешней политике и получив в ответ от власти приостановку на несколько дней издания своего центрального печатного органа — газеты «Речь», кадеты быстро сменили затем тон на ура-патриотический. Именно с этих позиций и выступил Милюков в Думе, а его «историческое» рукопожатие с лидером черносотенного «Союза Михаила Архангела» В.М. Пуришкевичем, который до этого являлся его главным политическим противником, как бы символизировало наступление нового этапа в истории российского либерализма. Впрочем, кадеты никогда не зарекались от критики правительства, и их временный союз с ним отнюдь не означал, что в подходящий для этого момент они не выдвинут притязаний хотя бы на часть власти в стране. Это и стало вполне очевидным уже летом следующего, 1915 г.
Ярким показателем патриотического «единения» власти и общества стало и создание 12 августа 1914 г. Всероссийского земского союза во главе с близким к кадетам князем Г.Е. Львовым, а 21-22 августа — Всероссийского союза городов во главе с московским городским головой кадетом М.В. Челноковым. Инициатива создания этих организаций принадлежала московским общественным деятелям, поскольку Москва еще до начала войны и особенно после ее объявления стала центром национального патриотического движения. Целью земских и городских деятелей стало объединение усилий общественности и власти в организации помощи больным и раненым воинам, их госпитализации и транспортировки в тыловые районы страны. Всего для этого были поставлены на рельсы 75 санитарных поездов, которые перевезли за время войны 2,5 млн раненых солдат и офицеров.
Большую работу в том же направлении развернуло и Российское общество Красного Креста и, в частности, его главный уполномоченный, лидер партии октябристов А.И. Гучков, занимавшийся на фронте организацией госпиталей. Немало времени уделяла этой работе по линии РОКК и вдовствующая императрица Мария Федоровна. Возникли также Общества помощи жертвам войны, благотворительный комитет под руководством сестры царицы, великой княгини Елизаветы Федоровны, комитет для оказания помощи пострадавшим от военных действий (так называемый Татьянинский комитет, названный так по имени патронировавшей его дочери царя Татьяны) и другие общественные организации, взявшие на себя в дальнейшем также заботу о беженцах и военнопленных. Многие дамы из высшего общества, включая императрицу Александру Федоровну и ее дочерей, работали в качестве сестер милосердия в тыловых госпиталях. Появилось и немало госпиталей, содержавшихся на частные пожертвования. Так, в Москве были открыты лазареты в домах великого русского певца Ф.И. Шаляпина и текстильного фабриканта Н.И. Прохорова. На Рождество и Пасху раненым дарили памятные книжки-сувениры, открытки, пасхальные яйца. На фронт также отправлялись подарки, приобретенные на благотворительные средства.
Естественно, что в ответ на патриотическое «единение» всех консервативных и либеральных сил последние ждали ответных шагов правительства, которое, однако, ограничилось на данном этапе лишь красивым демагогическим жестом в адрес Польши. В своем воззвании к полякам от 1 августа 1914 г. Верховный главнокомандующий русской армии великий князь Н.Н. Романов обещал начать «воскресение польского народа» на основе «братского примирения его с Великой Россией». «Русские войска,— заявил он,— несут вам благую весть этого примирения. Пусть сотрутся границы, разрезавшие на части польский народ! Да воссоединится он воедино под скипетром русского царя! Под скипетром этим возродится Польша, свободная в своей вере, в языке, в самоуправлении». Жизнь показала, однако, что ждать своего национального и государственного возрождения полякам пришлось еще очень и очень долго и добились они его уже только после падения романовской империи.
Не дождались либералы ни смягчения цензурной политики правительства, ни расширения прав земского и городского самоуправления, ни справедливого решения еврейского вопроса, ни более терпимого отношения к профсоюзам. Больше того, демонстрируя свою твердость, правительство пошло в ноябре 1914 г. на арест 5 большевистских депутатов IV Думы и ряда большевистских партийных функционеров, обсуждавших «пораженческие» тезисы о войне своего лидера Ленина. И хотя «пораженчество» не встретило у большинства участников этого совещания одобрения, их обвинили в государственной измене и после показательного судебного процесса в феврале 1915 г. сослали в Сибирь (заметим, что рабочие откликнулись на этот акт властей лишь 5 стачками в ноябре 1914 г. и 13 — в феврале 1915 г.).
Тем не менее и на следующей сессии Государственной думы в феврале 1915 г. кадеты снова поддержали правительство и голосовали за утверждение очередного государственного бюджета (против по-прежнему выступали только социал-демократы и трудовики, которые из-за своей малочисленности торпедировать его, естественно, не могли). Характерно, однако, что в кадетских кругах в начале 1915 г. уже стала раздаваться критика в адрес слишком «уступчивой» политики Милюкова, которому пришлось отбиваться от своих оппонентов ссылками на то, что иначе он невольно подыграл бы немцам.
Что касается революционных партий, то в них, как и в других партиях II Интернационала, с началом войны произошел раскол: в отличие от крайне левого крыла большевиков и эсеров, стоявшего на «пораженческих» позициях, большинство социал-демократов и эсеров разделяли более умеренные взгляды. Это был либо центристский платонический интернационализм без реального противодействия войне в форме организации протестных выступлений трудящихся (так поступала, например, меньшевистская фракция Государственной думы во главе с Н.С. Чхеидзе), либо условное (поддержка в случае проведения реформ) и даже безусловное «оборончество», выражавшееся в отказе от активной борьбы с властью, а иногда даже в призывах участвовать в конструктивной работе во имя победы над врагом. Так или иначе, правительство с удовольствием отмечало явное затишье на внутриполитическом фронте, где еще недавно шли настоящие классовые бои.
Таким образом, с началом войны императорская власть получила авансом временную поддержку основной части российского общества, которую правительству предстояло либо оправдать успехами на фронте и своей более либеральной политикой в тылу, либо достаточно быстро утратить в стремительной круговерти драматических событий, связанных с ведением военных действий. Возможно, история давала царизму последний шанс выжить и временно даже укрепить свои позиции, но для того, чтобы этот шанс использовать, от правительства требовались неординарная гибкость и такое искусство политического маневра, рассчитывать на которые, зная Николая II, премьера И.Л. Горемыкина и других ключевых министров, было довольно трудно.
