Менданья. Открытие Соломоновых островов
До конца 60-х годов XVI в. «стартовыми площадками» испанских тихоокеанских экспедиций были гавани Испании и Мексики. В Лиме — резиденции вице-королей Перу — давно уже собирали сведения о южной половине Тихого океана. Еще в 1549 г. вице-король Педро де Гаска писал Карлу V: «…похоже, что это Южное море усеяно многочисленными большими островами… и очень возможно, что на тех из них, которые лежат под экватором или близ оного, есть пряности, ибо климат на них такой же, как на Молукках».
Однако вплоть до начала 60-х годов XVI в., кроме бесплодных Галапагосских островов и столь же безотрадных островов Хуан-Фернандес, случайно открытых соответственно в 1535 и 1563 гг., ни единой пяди земли не удалось отыскать в южной части Тихого океана (да и Галапагосские острова и острова Хуан-Фернандес лежали не слишком далеко от материка: первые в 600 милях от Гуаякиля, вторые в 700-750 милях от Вальпараисо). Неудачи испанцев объяснялись прежде всего тем что от южноамериканского побережья испанские корабли отрывались очень редко, Они курсировали лишь вдоль него, поддерживая связь между Панамой и гаванями Перу Тумбесом, Пайтой и Кальяо и между Кальяо — аванпортом Лимы и недавно основанными поселениями на чилийских берегах.
А между тем на запад, в просторы Южного моря, стремились искатели новых земель. В век великих географических чудес все казалось возможным и многие грезили о новых открытиях Люди XVI в. были в этом отношении легковерны, и они надеялись найти в неведомых морях сокровища царя Соломона, спрятанные им в таинственной стране Офир. Страну эту не обнаружили ни по ту, ни по сю сторону Южного моря, и никаких следов царя Соломона не было ни в Перу, ни на Яве Но разве могла лгать Библия? Разумеется, нет. Страна Офир где-то должна была быть, и скорее всего ее следовало искать между Новым и Старым Светом, в Южном море.
Еще в 40-х годах в Лиме толковали о таинственных «островах Соломона». В 1564 г. испанский купец Аэдо пытался получить лицензию «на открытие в [Южном] море тех островов, которые называют Соломоновыми». В 1566 г. другой купец, Агуэро, обращался к временному правителю Перу Гарсиа де Кастро с такой же просьбой. Однако царь Соломон не оставил своим наследникам адреса страны Офир, а Южное море было весьма обширно. Поэтому к заманчивым предложениям Аэдо и Агуэро отнеслись более чем сдержанно.
Но одновременно с мифом о стране Офир возникла и другая еще более завлекательная версия. Создателем ее был некто Педро Сармьенто де Гамбоа, испанский идальго, моряк, инженер и астроном. Он появился в Лиме в 1557 г.
Скитаясь по селениям и городам Перу, Сармьенто набрел на весьма любопытную перуанскую легенду. Это было сказание о заморском походе инки Тупака-Юпанки, предпринятом лет за восемьдесят до испанского завоевания Перу, во второй половине XV в. Тупак-Юпанки якобы ходил к каким-то островам Ачачумби и Ниньячумби. Ходил с войском на больших бальсовых плотах. Он открыл и завоевал эти острова и привез оттуда черных людей и много золота, бронзовый трон, а также шкуру и челюсть лошади.
Легенда о походе Тупака-Юпанки обросла явными вымыслами. Конечно, ни бронзового трона, ни тем более лошадиной челюсти инка не мог вывезти ни с дальних, ни с ближних островов Тихого океана. Но очень возможно, что либо сам инка, либо его «адмиралы» действительно совершали на бальсовых плотах плавания к каким-то островам. Скорее всего это были Галапагосские острова, лежащие на сквозной пассатной дороге. Сармьенто считал, однако, что острова, открытые Тупаком-Юпанки, лежат не к северо-западу, а к юго-западу от главной перуанской гавани — Кальяо. В середине 1567 г. Сармьенто передал Гарсиа де Кастро проект экспедиции в Южное море. Правитель Перу заинтересовался этим планом. Однако в дальнейшем дела сложились совсем не так, как предполагал Сармьенто. То ли Гарсиа де Кастро не слишком доверял человеку, осужденному инквизицией, то ли он стремился прежде всего порадеть своим родичам и друзьям, но во главе экспедиции, которая в июле — октябре 1567 г. снаряжалась в Кальяо, назначен был не Сармьенто, а племянник Гарсиа де Кастро двадцатидвухлетний кавалер Альваро Менданья де Нейра. Как это ни удивительно, но выбор этот оказался на редкость удачным. Менданья очень быстро приобрел опыт вождения кораблей в открытом море, а умом, отвагой и чувством такта он был наделен от природы.
Гарсия де Кастро в своих донесениях королю сознательно не упоминал об островах, некогда открытых Тупаком-Юпанки. Гораздо внушительнее казалась версия о поисках сокровищ царя Соломона. И кроме того, правитель Перу опасался, что планы экспедиции могут быть сорваны. В Лиме и Мадриде к рейду в Южное море многие относились весьма скептически. Против экспедиции был главный фискал перуанского вице-королевства, который доказывал, что затея Гарсиа де Кастро дорого обойдется казне. Это был серьезный и убедительный довод, но Гарсиа де Кастро ловко отражал выпады своих недругов. Он сопровождал свои мемориалы неопровержимыми ссылками на Библию, в силу чего фискал и его единомышленники приобретали неблаговидный облик маловеров, подвергающих сомнению откровения священного писания.
Гарсиа де Кастро не мог назначить полураскаявшегося еретика Сармьенто на видный пост в снаряжаемой экспедиции. Сармьенто причислили к ней в качестве сверхштатного кормчего. Главным кормчим был назначен Эрнан Гальего, опытный моряк, который десять лет плавал у перуанских и чилийских берегов.
Снаряжены были два корабля — «Капитана» и «Альмиранта» водоизмещением соответственно 250 и 110 т. В море отправились восемьдесят моряков, семьдесят солдат, четверо монахов и несколько негров-рабов. Менданья, Гальего и Сармьенто возглавили команду «Капитаны»; «Альмиранта» была вверена старому солдату Педро де Артеке.
Еще не открытые земли надлежало как можно скорее ввести в лоно христианской цивилизации, поэтому на борт было взято много оружия и боеприпасов. Но продовольствия и пресной воды захватили в обрез. Менданья и Сармьенто считали, что плавание будет недолгим; никто не предполагал, что первую землю участники экспедиции увидят лишь на шестьдесят третий день плавания.
Сохранились дневники и записки нескольких участников плавания. Помимо отчета Сармьенто имеются дневники Менданьи, Гальего и казначея Гомеса Катойры, причем наиболее подробно путешествие в Южном море описано Катойрой.
19 ноября 1567 г. «Альмиранта» и «Капитана» покинули Кальяо и взяли курс на запад-юго-запад. Этот курс был намечен Сармьенто. Менданья и Гальего должны были следовать в этом направлении 600 лиг, ибо, по мнению Сармьенто, в шестистах лигах от Кальяо, на 23° ю.ш., находились искомые острова. Однако в начале декабря курс был изменен, и корабли пошли прямо на запад в интервале между 15 и 16° ю.ш., а затем в середине декабря направились на запад-северо-запад.
Испанские мореплаватели в то время уже хорошо знали, что в десятых широтах южного полушария всегда дуют юго-восточные пассаты и что, используя их, в этой части Южного моря можно продвинуться далеко на запад. Но никто в экспедиции, разумеется, не мог подозревать, что на этом пассатном курсе, примерно у 130° з.д., корабли войдут в широкий «пролив» между двумя островными созвездиями Южного моря — Маркизскими островами и архипелагом Туамоту. Через этот «пролив» корабли проследовали в двадцатых числах декабря. Затем примерно на 6° ю.ш. и 160° з.д. Гальего взял курс на запад. Корабли прошли через «пролив» между островами Феникс и Токелау.
15 января 1568 г., около 9 часов утра, юнга заметил с топа мачты землю. Это был небольшой островок, который Менданья назвал островом Иисуса. Остров, открытый 15 января, находился на рубеже западного и восточного полушарий, в архипелаге Эллис. По всей вероятности, это был один из самых северных атоллов этого архипелага; возможно, атолл Нанумеа или атолл Ниутао. От Новой Гвинеи острова Эллис лежат в 1500 милях, но именно здесь проходит восточная граница меланезийской островной «галактики», населенной темнокожими и курчавыми людьми — близкими родичами новогвинейских папуасов.
Следуя дальше на запад, экспедиция 1 февраля открыла гряду низких островов и мелей, которая названа была мелями Канделярии (по всей вероятности, это был атолл Онтонг-Джава к северу от Соломоновых островов). За семьдесять четыре дня корабли прошли огромный путь и находились в 8 тыс. миль от Кальяо. Не 600 лиг, как это первоначально предполагалось, а по крайней мере 2 тыс. лиг прошли корабли, и по длине этот путь был равен одной трети земного экватора. Соломоновы острова надо было найти в ближайшие же дни, иначе экспедицию ожидали позор, и бесславие. Мели Канделярии явно указывали на близость пока еще неведомых земель, и если бы эти земли оказались обитаемыми, каждый участник экспедиции с чистым сердцем присягнул, что именно они и есть острова царя Соломона.
7 февраля, утром, замечен был высокий берег. Это был большой остров в большом архипелаге, которой с тех пор получил название Соломоновых островов. «Богу угодно было,— говорит Менданья,— чтобы в субботу 7 февраля, утром… Эрнан Гальего, главный кормчий, увидел землю, которая казалась очень высокой. И поскольку была она столь обширна и высока, мы решили, что, должно быть, это материк. Находилась она в тот момент, когда ее приметили, в 15 лигах, и весь этот день и весь следующий мы шли к ее берегам. К нам подошло множество маленьких каноэ, и все индейцы были вооружены луками и копьями из пальмовой древесины. Они знаками выражали мирные намерения…».
Кроме кокосовых орехов и мучнистых клубней таро и ямса, Соломоновы острова ничего не могли дать заморским гостям. Впрочем, даже если бы в недрах этого архипелага таились сокровища Офира, взять их было отнюдь не легко. Недаром спустя триста с лишним лет после открытия Соломоновых островов английский натуралист Гаппи писал, что европеец «подобен здесь человеку, открывшему богатейшую залежь, из которой ему, однако, дозволено взять лишь ту ничтожную долю богатств, которую он способен унести на собственных плечах. Право же, нигде ему не приходится испытывать такие поистине танталовы муки, как на этих островах».
Маршруты Магеллана, Лоайсы и Осеса. Сааведры, Вильялобоса, Урданеты и Дрейка. Из «Атласа истории географических открытий и исследований». 1959 г.. Увеличить (в отдельном окне)
Танталовы муки спутников Менданьи начались сразу же по прибытии на эти острова. Вождь Билебенара, с которым испанцы на первых порах установили контакт, скрылся, очевидно взяв в расчет, как трудно будет ему прокормить сто пятьдесят незваных гостей. Менданья послал Сармьенто на берег в поисках вождя. Сармьенто силой захватил дядю Билебенары (сам Билебенара от него сбежал), перебил по пути немало островитян и возвратился к кораблям. Итоги этого набега огорчили Менданью, он понимал, что пальбой из аркебузов и захватом заложников нельзя наладить мирные и дружественные отношения с островитянами.
Маршруты Менданьи, Менданьи и Кироса, Кироса и Торреса, Ле-Мера и Схаутена Из книги Джемса Кука «Плавание на «Индевре» в 1768—1771 гг.». Увеличить (в отдельном окне)
21 февраля он велел Сармьенто доставить «индейцам» дядю Билебенары и возвратить взятые у них трофеи. С Билебенарой был заключен мир — худой мир, который был, однако, лучше доброй ссоры. Питаясь позеленевшими от плесени сухарями, матросы день и ночь трудились на песчаном берегу бухты. Здесь по приказу Менданьи строили бергантин — небольшой корабль, на котором, как справедливо полагал командир экспедиции, без труда можно будет обследовать берега новооткрытых земель.
4 апреля спущен был на воду бергантин «Сантьяго». Орте-га и Гальего направились на восток вдоль северного берега острова Санта-Исабель, дошли до его восточной оконечности, оттуда проследовали к югу и открыли большой остров, который назван был Гуадалканалом. Ортега так окрестил этот остров в честь небольшого городка Гуадалканал, лежащего за тридевять земель от Соломоновых островов, в цветущей долине Гвадалквивира. От берегов Гуадалканала «Сантьяго» снова направился к берегам острова Санта-Исабель.
8 мая «Капитана» и «Альмиранта» покинули воды этого острова и отправились к Гуадалканалу. «Земля эта,— писал Сармьенто,— привлекательна с виду, довольно высока, густо населена, и пищи тут вдоволь». Это последнее соображение и побудило Менданью на некоторое время обосноваться на Гуадалканале.
К концу мая 1568 г. из строя выбыло тридцать восемь человек. Тлетворное дыхание соленых мангровых болот отравляло людей, жестокая лихорадка трепала их день и ночь. Однажды в стычке с островитянами пало девять матросов. Сармьенто отправился в карательный поход и сжег хижины и селения — «как на равнине, так и в горах».
Испанцы щедро сеяли на Гуадалканале ветер, который обернулся не только для них, но и для последующих поколений колонизаторов неугасимой бурей. Ни Сармьенто, ни его спутники по карательным походам не задумывались над последствиями своих боевых операций. Семьдесят лет конкисты — жестокой истребительной войны, которую испанские завоеватели вели в Новом Свете,— создали мораль, оправдывающую любые насилия, грабежи и убийства, если только все эти действия были выгодны «добрым христианам». Менданья, человек отзывчивый и гуманный, тщетно пытался обуздать своих подчиненных, внушить им, что силой они ничего не добьются. Но конкиста была в крови каждого солдата и моряка; меч открыл в свое время дорогу к сокровищницам Монтесумы и Атауальпы, мечом добывали в Новом Свете пищу и кров, землю и золото. Крест освящал и разбои, и резню, и грабежи. Меч и крест ветераны конкисты принесли на Санта-Исабель и Гуадалканал.
На поиски более удобных земель вторично был послан бергантин. От северного берега Гуадалканала моряки пошли к острову Малаите, населенному воинственными «индейцами», затем открыли также весьма негостеприимный остров Сан-Кристобаль. В начале июня бергантин возвратился к месту стоянки кораблей у берегов Гуадалканала. 18 июня «Капитана» и «Альмиранта» покинули Пуэрто-де-ла-Крус — бухту, где корабли простояли сорок четыре дня. 1 июля оба судна отдали якорь в одной из гаваней на южном берегу острова Сан-Кристобаль. Высадившись у большого селения, изголодавшиеся моряки немедленно приступили к «заготовке» съестных припасов, применяя при этом оружие. Островитяне стремглав бежали в лес, несколько человек были убиты в неравном бою с испанцами. В третий раз был послан на рекогносцировку бергантин. Разведчики дошли до «края земли» — островков, лежащих к востоку от острова Сан-Кристобаль.
Таким образом, Менданья и его спутники открыли почти всю южную группу Соломоновых островов — острова Санта-Исабель, Малаиту, Гуадалканал и Сан-Кристобаль. В этой группе остался неоткрытым только небольшой остров Реннел к юго-западу от Сан-Кристобаля.
В августе в лагере началось брожение. Менданья не желал возвращаться в Кальяо, и у него нашлись сторонники, правда немногочисленные. Он предложил немедленно направиться дальше на поиски земли, где можно было обосноваться; в случае если бы не удалось найти такую землю на дистанции 150 лиг, следовало возвратиться к берегам Гуадалканала и заложить там поселение.
Это предложение было отвергнуто. Все согласились с тем, что надлежит как можно скорее покинуть Сан-Кристобаль и лечь на обратный курс. Гальего полагал, что следует пересечь экватор, подняться до 15—20° с.ш. и затем трассой Урданеты проследовать к берегам Калифорнии.
11 августа корабли покинули гавань. Начался самый тяжкий этап путешествия — многомесячный обратный переход через Южное море. 6 сентября корабли пересекли экватор и вступили в воды северного полушария. Спустя одиннадцать дней был открыт небольшой атолл в группе Маршалловых островов (по всей вероятности, атолл Наму). Изголодавшиеся моряки бросились к селению (жители его предусмотрительно бежали прочь), но поживились здесь лишь гнилыми плодами пандануса. В качестве живого трофея захвачен был тощий петух. Любопытно, что на этом забытом богом островке найдено было ржавое железное долото. Очевидно, незадолго до экспедиции Менданьи здесь побывали какие-то испанские мореплаватели.
Затем корабли направились на северо-северо-восток. 2 октября открыт был одинокий необитаемый островок Сан-Франсиско (современное название Уэйк). Ни воды, ни плодов обнаружить тут не удалось. Менданья урезал дневные рационы: каждому члену экипажа вне зависимости от его звания выдавалась кружка протухшей воды и полфунта сухарей.
17 октября после полудня начался жестокий шторм. «Я плавал 45 лет,— писал Гальего,— но никогда еще не видел, чтобы ветер налетал с такой силой». И на «Капитане» и на «Альмиранте» паруса были изодраны в клочья. Волны непомерной высоты перехлестывали через палубы, на «Капитане» смыло рубку и надстройку, в которой помещались каюты командиров.
Во время шторма корабли разлучились. Оба корабля следовали, однако, одним и тем же курсом на восток, примерно вдоль 28° с.ш. На «Капитане», как отмечает Катойра, люди совсем приуныли. Матросам и солдатам казалось, что никогда не удастся дойти до Калифорнии, и они потребовали, чтобы Менданья повернул назад к Соломоновым островам. Это требование Менданья категорически отверг. Объявился новый враг — цинга. У людей распухали руки и ноги, из кровоточащих десен выпадали зубы. От цинги и голода многие слепли. Миновал ноябрь, но никаких признаков земли не было видно. На «Альмиранте» допивали последние капли воды; Ортега тяжело заболел, и потрепанный бурями корабль вел Сармьенто. Его вахта была бессменной, ибо почти вся команда выбыла из строя.
12 декабря с «Капитаны» заметили в море большое бревно; оно «было чистым и не обросло ракушками», и это внушило всем надежду на близость берега. Но только семь дней спустя, 19 декабря, Гальего с кормы «Капитаны» заметил землю. То был безлюдный калифорнийский берег, вдоль которого Менданья повел «Капитану» на юг. Только 23 января 1569 г., на сто шестьдесят второй день плавания, «Капитана» была введена в мексиканскую гавань Колиму, куда спустя три дня вошла «Альмиранта». Путешествие, однако, на этом не закончилось. До Кальяо оставалось 2 тыс. миль, а местные власти, не получив соответствующих указаний свыше, категорически отказались отпустить средства и материалы для ремонта кораблей.
Когда 4 апреля Менданья привел «Капитану» и «Альмиранту» в гавань Реалехо (современное название ее Коринто), на побережье Никарагуа, где обычно ремонтировались казенные суда, начальник порта отказался дать взаймы необходимые для ремонта суммы, и Менданья продал и заложил все свое имущество, чтобы оплатить ремонт судов.
26 мая корабли вышли из Реалехо и 26 июля прибыли в Кальяо. Экспедиция в Южное море закончилась. Итоги этой экспедиции в весьма малой степени соответствовали ожиданиям ее организаторов. Не удалось найти сокровищ царя Соломона, не было на новооткрытых островах золота, серебра, жемчуга и алмазов. А Менданье хорошо было известно, что все земли, где не удалось открыть драгоценных металлов, числились в коронных реестрах как никчемные — tierras sin provecho.
«На мой взгляд,— писал королю в марте 1569 г. Хуан де Ороско (чиновник, которому поручено было опросить Менданью и его спутников),— и сообразно тому отчету, который я получил [от Менданьи], острова, открытые на западе, имеют весьма ничтожное значение… ибо в ходе сих открытий не было найдено даже признаков пряностей, золота и серебра и иных источников дохода, а населяют те острова голые дикари…».
Для Ороско и чиновников больших и малых канцелярий «острова, открытые на западе», были «никчемными землями». А ведь от Соломоновых островов рукой подать было не только до Новой Гвинеи, Филиппин и Малайского архипелага, но и до большой земли, которую суждено было тридцать с лишним лет спустя открыть голландским мореплавателям и которая ныне носит на картах название Австралии.
Секретные карты Соломоновых островов были столь надежно упрятаны в архивные тайники, что вторично эти острова удалось открыть лишь через двести лет, причем слава этого открытия досталась не испанским мореплавателям, а французу Бугенвилю и англичанину Картерету. А между тем этот «бесплодный» поход на Соломоновы острова был великим географическим подвигом. 16—17 тыс. миль прошли корабли экспедиции Южным морем, в водах, которые до той поры не посещали европейские мореплаватели. Открыт был новый путь, пересекающий почти весь Тихий океан в приэкваториальных водах южного полушария, открыты острова и архипелаги в западной, наиболее отдаленной от европейских и перуанских гаваней части Южного моря.
