После этой войны (приблиз. в олимп. 43, 608–606 гг.) начались междоусобные волнения на Лесбосе. Консервативная партия вступила в борьбу с народными массами, жаждавшими нововведений. Возникла тирания, и члены других родов вынуждены были искать вдали славы и богатства. Так, Антименид, брат Алкея, воевал в олимп. 44, 1 (604 г.) при Навуходоносоре с египетским фараоном Нехо. Лесбосские тираны (Меланхр и Мир-сил) были свергнуты соединенными усилиями родов и общины. Но затем и здесь, как в Афинах, крайняя партия разошлась с более умеренной; разгорелась сильнейшая вражда партий, сказавшаяся и в стихотворениях Алкея. Несколько родов было изгнано, и когда они захотели силой добиться своего возвращения, глава умеренной партии Питтак, сторонник убеждений Солона, был в качестве эзимнета и с обширными полномочиями поставлен (олимп. 47,3; 590 г.) во главе общины, которой руководил мудро и справедливо в течение десяти лет. После окончания правительственной деятельности он прожил еще десять лет в качестве простого гражданина.
Вскоре после его смерти раздоры возникли снова, и главнейшим событием во время их было завоевание Сигиона Писистратом. Это событие относится, вероятно, к поре первой его тирании, поэтому вполне возможно, что оно совершилось в те годы, когда Писистрат объезжал из Эвбеи со своими судами и отрядами волонтеров северные моря, заботясь о том, чтобы блестящими военными подвигами показать афинянам, как он и в изгнании умеет заботиться об их славе и интересах.
Так прошли годы, а Писистратиды, по-видимому, не думали серьезно о возвращении. Наконец, на одиннадцатом году, положившись на изречения предсказателей, из которых Амфилит из Ахарны пользовался особым доверием, они решились уступить нетерпению пылкого Лигдамида. Из Аргоса к ним прибыла толпа наемных воинов, настроение умов в Афинах казалось благоприятным. При таких обстоятельствах, в олимп. 59,4 (541 г.), с пехотой и конницей они переправились через Эвбейский пролив, имея в виду устроить при Марафоне укрепленный лагерь; отсюда, постоянно увеличивая свои силы, они медленно стали продвигаться к Афинам, обойдя южный склон Брилесса и направляясь по наиболее знакомым и сочувственно расположенным к ним селениям. Решительное столкновение произошло при Пал-лене, именно на высотах храма Афины, находившегося близ проходов между Брилессом и Гиметом. Писистрат напал на афинян врасплох в ту минуту, когда они были беспечно заняты ранней трапезой; нечего было думать о сопротивлении – победа была на его стороне, и от него зависело отомстить противникам. Но для него важнее всего было не допустить, чтобы победа досталась ценой крови; он не желал, чтобы с годовщиной возрождения его власти соединялись какие-либо печальные воспоминания. На быстрых конях помчались его сыновья за бежавшими толпами, заговорили с ними дружелюбно и требовали от них безбоязненного возвращения к обычным занятиям.
Таким образом, Писистрат в третий раз вступил в Афины в сопровождении многочисленной свиты и множества чужеземных воинов, которых он разместил в городе и в крепости. Семьи эвпатридов, составлявшие собой главную основу враждебной партии, спаслись бегством из Аттики; оставшихся Писистрат, словно воинственный государь-завоеватель, заставил выдать взрослых сыновей в качестве заложников и отправил их на Наксос под при – смотр Лигдамида, лишь только последний с его помощью возвратился на свой остров.
Содействие его возвращению было одним из первых дел Писистрата. В его интересах было показать себя на первых же порах надежным союзником тех, кто оказывал ему прежде верную помощь; ничто в такой степени не могло помочь ему выставлять потом начало своего господства новой эпохой славы аттического государства, значение которого, поднятое Солоном, было сильно подорвано долгими внутренними раздорами.
Писистрат ясно понял, что настоящее могущество и славную будущность Афин нужно искать не на материке, а в Эгейском море, и именно на Кикладах, которые не только порознь, но и взятые вместе вовсе не были предназначены образовать собой самостоятельную силу. Поэтому после счастливо выполненного похода на Наксос он воспользовался этим же обстоятельством, чтобы еще более упрочить могущество Аттики в Архипелаге, и устроил так, что из Дельф ему дали поручение восстановить на Делосе богослужение в его полном блеске.
Это была древняя национальная святыня ионийского племени, населявшего оба берега моря, но азиатские города уклонились от ее поддержки, старые обряды были забыты во время морских войн; ближайшие окрестности храма была лишена священного значения вследствие устройства там кладбища. Писистрат явился как божий посол, как представитель богобоязненных Афин, и, наполнив всю гавань своими кораблями, велел очистить при себе окрестности храма настолько, чтобы жрецы и гости на празднествах в честь бога не могли впредь чувствовать себя во время жертвенных обрядов стесненными видом могил и не утрачивали священного настроения. С этим было связано и эффектное возобновление старых связей Афин с Делосом. Афины в качестве державы – покровительницы амфиктионического святилища – получили значение центрального пункта для всего Архипелага. Увеличению их флота содействовали доходы с рудников на Стримоне, расширению торговли благоприятствовали дружественные отношения к береговым местностям Фессалии и Македонии, даровавшим аттическим судам всевозможный льготы в Пагасейском и Фермейском заливах. С Аргосом и Фивами были возобновлены старинные связи, радушные отношения установились со Спартой.
Писистрат сумел и при помощи оружия достигнуть успешных результатов; он принес Афинам в дар Сигион в память своего возвращения; если митиленцы не доставили ему полного торжества, а, напротив, воздвигли новую крепость взамен прежней, именно Ахиллеон, и твердо настаивали на своих правах владения, то при всем том Сигион, а с ним и господство на Геллеспонте остались все-таки за Аттикой, и в числе многих трофеев, повешенных после счастливых походов в сигионском храме Афины, находился и щит поэта Алкея.
Таким образом, афиняне располагали уже аттическим укрепленным пунктом на важнейшем морском пути Севера. Как высоко ценил это тиран, видно из того, что он отдал его во владение своему сыну Хегесистрату, подобно тому как Периандру дал Амбракию, где, таким образом, укоренилась боковая линия его рода. Изумляешься, видя, какой деятельной и осмотрительной политике следовал Писистрат во всех сферах и как Афины после смутных лет, поглощенных борьбой партий, со времени третьей реставрации тирана быстро заняли блестящее положение в ряду греческих государств. Все чувствовали, что во главе стоял человек, рожденный быть властителем и военачальником.
