Поэтому был сделан большой шаг вперед в развитии гражданской жизни, когда решено было записать и обнародовать действовавшее уголовное право, что и было исполнено в 621 году (олимп. 39, 4) архонтом по имени Драконт. С этой поры в своих действиях архонты были связаны установленным судебным уставом и определенной мерой наказаний. Если же о названных законах говорили, что они написаны кровью, что они устанавливают смертную казнь для всех преступлений и т.д., то это нельзя приписать личной суровости законодателя, который, конечно, был далек от мысли составить новую систему уголовного права; постановления Драконта показались в сравнении с позднейшими законодательствами необычно суровыми и несложными, потому что возникли при первобытно-простых и сурово упорядоченных жизненных условиях. Наперекор духу времени, стремившемуся к новизне, правители старались по возможности придерживаться старины и не давать притупиться мечу, пока он еще в руках, с тем чтобы ужас казни поддерживал в народе уважение к деятельности и сану судьи. Кроме того, каждое смягчение существующих уголовных постановлений могло бросить слишком невыгодный свет на прежнее ведение судопроизводства. Точку зрения древнего аттического суда, какой ее установил Драконт, точнее всего можно изучить лишь в отношении кровавых преступлений.
В драконтовских учреждениях можно также видеть, с какой постепенностью государство принимало на себя роль семьи и публичный суд становился на место кровавого мщения. Члены семьи вплоть до детей двоюродных братьев еще сохраняют известную долю участия в преследовании пролившего кровь и имеют также влияние и на его судьбу, так как примирение их с ним ускоряет возвращение его из изгнания. Даже кровная месть еще сохраняет силу, допускаемая в том случае, если изгнанник преждевременно возвратился на аттическую землю. Но рядом с этим мы видим судопроизводство, тщательно установленное государством. Оно совершается посредством двух актов: прежде всего под председательством архонтов начинается процесс и по исследовании фактов преступления дело совсем подготовляется к произнесению приговора. Приговор же произносит коллегия, состоящая из 51 человека, являющихся представителями общины граждан. Таким образом, старое начало с новым, семейственное с государственным тесно сливаются здесь, и в этом мы видим признак той переходной поры, когда действовал Драконт, которому особенно приписывалось создание коллегии эфетов.
В тогдашнем государстве ничто нечистое не могло быть терпимо, никакое нарушение общего спокойствия не могло быть оставлено без исследования и искупления; с другой стороны, во всех делах, касающихся личности и жизни граждан, обнаруживалась особая заботливость; имелось в виду воспрепятствовать произволу чиновничества и посредством предоставления участия в суде 51 представителю общины, которые произносили приговор, дать гарантию отправления права, становившуюся все более настоятельной.
Уложение уголовного права и учреждение коллегий судей были уступками со стороны эвпатридов, которые не могли не понимать опасностей современной им поры. С суши и с моря Аттика была окружена государствами, в которых народные движения победоносно подорвали старые учреждения. В Мегаре, составлявшей первоначально часть Аттики, теперь же ставшей и могущественнее на море и блестящее, чем Афины, в Коринфе, Сикионе, Эпидавре вождями народной партии была установлена система княжеского правления, и в Афинах делались уже попытки вызвать подобное же движение.
Условия жизни были здесь, разумеется, иные; здесь не было чужеземного воинственного народа, вторгшегося в страну, местному населению не было навязано чуждого владычества, и поэтому не было никакого предлога для насильственного переворота. Тем не менее не было недостатка в элементах брожения, существовал и здесь тягостный контраст между городом и деревней, между властвующими родами и подданными, между богачами и задолжавшими кругом бедняками. Неустройства были скорее социальные, чем политические, но и в Мегаре революция имела преимущественно социальный характер, и аттические роды были настолько же склонны к консерватизму ради собственных выгод, насколько демос симпатизировал идее освобождения и развития сословия горожан в соседних приморских городах.
Управление страны находилось в столь же трудном положении. Роды не ладили друг с другом; с нетерпеливым честолюбием все стремились к различным должностям, сила правительства была ослаблена, вооруженные силы страны распадались. Лица, стоявшие во главе податных округов, приобрели такую власть, которая могла соперничать с властью архонтов в столице, некоторые части страны и ее населения отделялись от целого, и выдающиеся дворянские семьи пользовались этим положением дел для того, чтобы в сфере своих владений создать группу приверженцев и добыть власть, находившуюся в противоречии с местными законами.
К одному из этих родов принадлежал Килон, одержавший (в олимп. 35; 640 г.) победу на олимпийской стадии и считавший себя поэтому призванным достигнуть еще более высших степеней, чем позволял ему это законный порядок вещей. Он не захотел долее быть простым гражданином. Он был женат на дочери мегарского тирана Феагена, имел возможность увидеть все привлекательные стороны тирании и постарался заключить разнообразные связи; так он пришел к мысли свергнуть без того уже не раз потрясенное правительство своего родного города и стать властелином всей страны. Пообещав облегчить положение должников и произвести раздел пахотной земли, он сумел окружить себя энергичным кружком сторонников. Феаген отдал в его распоряжение своих воинов; опираясь на эти средства, Килон подумал, что ему остается лишь сделать по примеру пелопоннесских тиранов решительный шаг, чтобы быть у цели.
