С тех пор как отдельные ветви греческой нации на деле показали себя способными быть торговым и воинственным народом, они должны были стать известными другим народам Востока. Мы находим их не позднее XI столетия до н.э. народом многочисленным, разделенным на многие племена и наречия, распространившимся по берегам Архипелага и отмеченным в Моисеевых скрижалях под именем «детей Явана». По торговым связям их с финикийцами они стали известны евреям, и поэтому пророк Иоиль (870 г.) проклинает жителей Тира и Сидона за то, что они увлекли пленных израильтян в далекие языческие страны и продавали их детям Явана. Происхождение этого имени, правда, еще неясно, но в высшей степени вероятно, что это было то самое имя, которым наиболее замечательный из всех греческих морских народов называл самого себя, т.е. имя иаоны или ионяне (ионийцы), занесенное финикийцами в разных диалектических формах: яван у евреев, иуна или иауна у персов, уиним у египтян; это коллективное имя включало весь однородный морской народ, с которым приходилось сталкиваться на западной окраине Малой Азии и лежащих перед ней островах; оно распространялось все дальше на запад по мере большего ознакомления с Грецией и греческими племенами.
Вот все, что достоверно известно пока о древнейших сообщениях восточных греков с Египтом и Востоком, равно как и об их раннем появлении в восточных преданиях. Но более важное и богатое последствиями распространение их было направлено на запад.
Здесь финикийцы не могли нигде дать им стойкого отпора, всего же менее – в бассейне Эгейского моря, где они временно поселились между двумя связанными самой природой в одно целое частями греческой земли и греческого населения. Мало-помалу финикийцы должны были очистить эту область; пути по Архипелагу стали свободными, и тогда начались учащенные высадки восточных греков у западных соплеменников. Со своей родины, равно как из всех остальных местностей, где они поселились, они прибывали в Европейскую Элладу, руководимые влечением внутреннего родства. Здесь им должны были более всего нравиться воздух и страна; здесь они вводили все искусства и изобретения, мало-помалу усвоенные ими во время оживленных международных отношений, и пробуждали местных жителей к высшей жизни.
Это переселение составляет важнейшую эпоху в доисторическом быту греческого народа; в то время как о начале истории греков в Азии не сохранилось никакого местного предания, оно, несомненно, есть у племен, живущих по эту сторону моря. Богатые воспоминания запечатлены в мифах, вся сущность которых заключается в том, что в них высказывается память народа о своем раннем развитии, и притом не в туманных очертаниях, а, как это любят греки, в полных округленных образах, в живых сказаниях о богах и героях, наполнявших древнюю пору человеческой истории. Почва, на которой зародились эти мифы,– это Европейская Греция, но притом всегда ее береговая полоса, так как именно здесь происходили оживляющие сближения, особенно же – восточный берег, Аргос, берега Саронического и Эвбейского морей, берега Фессалии. Общее содержание, проходящее через все мифы, заключается в сознании, что все наиболее важное для народного развития получено извне, со стороны моря.
Что ближе всего народу, как не его боги, особенно же в глазах народов древности, которые в своих богах видели представителей своей национальности? В отношении к ним они не были просто людьми, но – персами, греками, римлянами. Тем не менее, кроме Зевса, обитателя эфира, нет почти ни одного греческого божества, которое не было бы пришлым, чей культ не был бы связан с мифами и обычаями, корень которых находился по ту сторону моря. На морском берегу, где они впервые появились как незнакомые божества, находились и их древнейшие алтари.
