У эллинов нет предания о том, что они пришли откуда-либо в свою землю, как это было с говорившими на санскритском языке арийцами, которые проникли в страну, занятую туранским населением, где племенное различие в нравах, телосложении и языке сохранилось навсегда. В сказаниях эллинов не встречается также и воспоминания об отдаленной, первоначальной родине; они не помнили ни о каком чужеземном народе, который бы встретили в своей стране и изгнали или подчинили себе. Даже те эллинские племена, которые наиболее любили переселения, не могли вообразить себя вне Эллады: они во все поколения чувствовали себя связанными с этой землей, и сознание того, что они здесь старожилы, выражено у них в разнообразных преданиях.
Тем не менее они никогда не считали себя исконными обитателями; они всегда думали, что перед ними были другие люди, которые прорубили им леса, осушили болота, срыли утесы. С этими предшественниками они чувствовали себя связанными верой и обычаями, но, с другой стороны, считали их настолько чуждыми себе, что не признавали их своими соплеменниками, и даже обозначали их именами чужих народов, исчезнувших в позднейшее время, и предпочтительно именем пеласгов.
Сведения эллинов об их предшественниках, или пеласгах, были, в сущности, очень скудны и противоречивы, так как иногда они смотрели на них как на основной элемент всего народонаселения страны, иногда же как на случайных пришельцев. Пеласги не считались сказочным народом, неуклюжими великанами вроде предков новогреков, которые изображаются в народных сказках в виде богатырей вышиной с тополь. Никакая бездна не разделяет здесь древнейшее и новейшее население, точно две различные породы людей, ибо у пеласгов нет своих мифов или своих богов, которых можно было противопоставить эллинским. Первый же истинный эллин, которого мы знаем,– Гомеров Ахиллес – молится «пеласгическому» Зевсу, а Додона, считавшаяся во все времена родиной пеласгов, была в то же время и древнейшей европейской Элладой. Пеласги как земледельческий и оседлый народ первые как бы освятили страну и избрали священные вершины гор, где во все последующие времена люди взывали к неведомому и бесплотному богу неба.
Фукидид, у которого яснее всего сказалось историческое сознание эллинов, очевидно, считает жителей Эллады – пеласгов и эллинов,– начиная с древнейших времен, за один народ, и именно поэтому указывает как на нечто достойное внимания на то обстоятельство, что соответствующее чувство общности и общее всем имя появились очень поздно. Что было бы тут удивительного, если бы в Элладе обитали одна после другой самые разнообразные народности? По крайней мере тогда Фукидид должен был бы указать на это разнообразие пришедших в страну народов как на главнейшую причину позднего объединения их под одним именем, между тем как он не знает другой причины, кроме поздно начавшегося соединения разбросанных общин для совместных предприятий.
Кроме того, по его мнению, в различных местностях, и преимущественно в Аттике, жили во все времена истые сыны древних пеласгов, а между тем по единодушному свидетельству молвы афиняне были вполне схожи и равны по происхождению с остальными эллинами и даже были как бы призваны служить образцом для них. Было ли бы это возможно, если бы в лице эллинов господство перешло в руки совершенно нового народа? Даже Геродот считает племя эллинов ветвью, лишь постепенно отделившейся от общей народной массы пеласгов.
Но из этого еще не следует, что пеласги и эллины были одно и то же, что они были только разными названиями для одного и того же народа. Подобное заключение невозможно, потому что совершенно новая жизненная струя, видимо, исходит от эллинов. Эпоха пеласгов остается на заднем плане как что-то вполне безличное. Эллин и его сыновья дают всему толчок и приводят все в движение, с их появлением начинается историческая жизнь. Под именем эллинов следует поэтому понимать племена, которые, будучи одаренными особенными способностями, одушевленными особой энергией, выдвинулись в общей массе большого народа и распространились в нем силой оружия. Одни племена крепнут, другие исчезают, и таким образом новое имя эллинов становится постепенно преобладающим. Для ясного понимания этого важного события важнее всего будет выяснить исходные точки и способы распространения этих эллинских племен.
Откуда пришли дорийцы – было хорошо известно. Они проникли на юг из-за фессалийских горных хребтов, прокладывая себе путь из страны в страну.
Относительно ионийцев не сохранилось никакого предания. Распространение и колонизация их относятся, следовательно, к более отдаленному времени. Впервые встречаются они на островах и побережьях; переселения их, насколько это известно, совершались по морю; их жизнь была настоящей жизнью приморских народов, которые чувствуют себя на корабле, как дома; только море соединило между собой их далеко раскинувшиеся поселения. Но прежде чем они достигли этого спорадического распространения, они, вероятно, жили вместе на общей родине, где и выработали свои особенности языка и обычаев и приобрели средства к столь обширному распространению. Цельное же ионийское государство встречается лишь в Малой Азии.
Правда, что эта азиатская Иония слыла, по обычному преданию, колонией Аттики, подчинившейся влиянию Ионии только после Троянской войны. Но острова, лежащие между Азией и Европой, были еще в догомеровские времена центром ионического богослужения и вполне развитой ионической народной жизни, в то время как Аттика, откуда будто бы изошло ионизирование Малой Азии, стала ионической только после переселения в нее народов Востока и именно начиная с ее восточной окраины.
