Пелопоннес составляет сам по себе нечто целое; в середине его возвышается главная цепь его гор, которая окружает своими могучими стенами возвышенную, лежащую в середине страны Аркадию и своими разветвлениями делит на части окружающие земли. Эти последние либо не что иное, как отлогости центральной горной страны, как, например, Ахея и Элида, либо же идущие от нее новые цепи гор, которые, направляясь к югу и на восток, образуют новые полуострова; так возникли Мессенский, Лаконский, Арголидский полуострова, а между ними глубоко врезавшиеся в землю заливы с широким фарватером.
Внутреннее положение Пелопоннеса представляет не меньше разнообразия, чем его внешнее очертание. Находясь на однообразной возвышенности, Аркадия оказывается среди обширной центрально лежащей страны; котловина ее имеет такой же тяжелый туманный воздух, как Беотия, между тем как сплошные горные цепи Западной Аркадии напоминают суровую альпийскую природу Эпира. Западный берег Пелопоннеса соответствует плоским берегам Ахелоя; плодородные равнины Памиза и Эврота являются как бы дарами реки, изливающейся из расщелин гор подобно солунскому Пенею; наконец, Арголида с ее открытой по направлению к югу Инахской равниной, ее полуостровом, столь богатыми скалистыми гаванями и лежащими передними островами, по своему положению и строению составляет как бы вторую Аттику. Таким образом, творческая природа Эллады еще раз повторяет в самой южной части страны излюбленные ею формы, скучивая на тесном пространстве величайшие контрасты.
Во всем этом сбивчивом разнообразии почвенных условий, тем не менее, проводятся некоторые простые и ясные законы, дающие всей Европейской Греции отпечаток своеобразной организации. Это совместное действие моря и гор для разграничения различных частей страны; такое же значение имеет ряд исходящих от центральных хребтов поперечных отрогов, которые в совокупности с иллирийско-македонскими возвышенностями делали поселения греков недоступными с севера, отделяли их от материка и как бы указывали им на море и на противоположные берега.
Северные возвышенности Греции как бы созданы для того, чтобы племена, живущие по склонам гор в узких многоводных долинах, предались хлебопашеству, скотоводству и охоте, чтобы закалились их силы на альпийском воздухе и сохранились здоровыми среди простых, естественных условий жизни до той поры, когда наступит для них время спуститься в южные местности, призванные в силу более тонкого и разнообразного своего деления стать поприщем развития государственной жизни и, увлекая своих обитателей на восток, завязать морские сообщения с новым обширнейшим миром. И в самом деле, из всех законов, управлявших образованием европейско-греческой земли, очевиднее и важнее всех тот, что, начиная с фракийского поморья, восточный берег всегда почитался передовой частью всей земли.
Западное море, за исключением двух бухт и Коринфского залива, омывает от Диррахия до Мефоны лишь скалистые берега или наносную, плоскую, изуродованную лагунами землю, но кто мог бы исчислить глубокие бухты и пристани, которые открываются от устья Стримона до Малийского мыса и как будто сами привлекают к себе жителей ближайших островов, возбуждая в народе охоту к мореплаванию! Очертание скалистых берегов, господствующее на восточной стороне и облегчающее во всех почти пунктах длинной береговой линии сообщение морем, в то же время является полезнейшим в отношении оздоровления климата и вполне благоприятствующим заложению городов. Оттого-то вся история Эллады сосредоточилась на восточном берегу; оттого же и племена, отодвинутые на противоположную окраину страны, например западные локрийцы, были отстранены от живого участия в прогрессивном развитии остальных народов.
Историю народа нельзя считать продуктом естественных условий его места жительства. Но легко заметить, что столь своеобразные очертания почвы, какие представляет бассейн Архипелага, могут дать особое направление развитию исторической жизни народа.
В Азии громадные пространства земли имеют часто одну общую историю. Один народ возвышается над целой массой других и история всегда говорит об испытаниях, поражающих громадные полосы земли с миллионами жителей. Против подобного хода истории восстает каждый клочок греческой земли. Здесь разветвление горных хребтов образовало целый ряд кантонов, каждый из которых как будто предназначен к самостоятельности и имеет право на нее. В необъятных равнинах жители отдельных общин не думают даже защищать свои права и свое добро от превосходящих их силами войск; они переносят то, что ниспослано небом, и кто из них уцелеет, тот безропотно строит новую хижину около развалин старой. Там же, где поля трудны для обработки, опоясаны горами с высокими гребнями и узкими проходами, которые могут быть легко защищены, вместе с этими средствами к обороне человеку дается и решимость употреблять в дело оружие. Такая история, как история Греции, немыслима без таких ущелий, как Фермопилы. В Греции каждый округ проникнут сознанием своей естественной и неразрывной внутренней связи. Из деревень каждой долины как бы само собой возникает соединяющее их государство, и каждое из этих государств чувствует свою полноправную самостоятельность перед лицом Бога и людей. Тот, кто захотел бы покорить подобную страну, должен был бы нападать на нее и побеждать ее сызнова в каждой из ее долин. Для крайних же случаев есть еще горные вершины и неприступные пещеры, которые гостеприимно укрывают остатки свободного населения до той поры, когда минет опасность или истощится воинственный пыл врагов.
