ГЛАВА II. В РИМЕ И ЗА ЕГО ПРЕДЕЛАМИ
1. Сложение «римской школы»
Вид крипты в катакомбах Калликста (Рим). Хромолитография из первого тома «Подземного Рима» де Росси (de Rossi, 1864—67)
Итак, в Палестине, колыбели христианства, стране Ветхого и Нового Заветов, мы с большим трудом находим древности, которые современная наука может без всяких натяжек считать оставленными первыми христианами. Объективная причина хорошо известна: в первые столетия новой эры условия для развития христианской церкви были здесь неблагоприятны. Проповедь велась прежде всего в низших слоях эллинистического общества Малой Азии, Греции, Италии, Северной Африки. Поэтому древности раннего христианства оказалось возможным обнаружить как раз вне Палестины. Посмотрим, как это происходило.
Все дороги ведут в Рим. На протяжении нескольких столетий все дороги любителей раннехристианских древностей сходились, по старой пословице, в Риме. Этому было много причин. Центр западного христианства был единственной из столиц поздней античности, остававшейся в руках христиан на протяжении всего средневековья и Ренессанса. Константинополь и города Малой Азии, Ближнего Востока, Египта и Магриба вошли в состав исламского мира и вплоть до конца XIX в. здесь было трудно вести работы. К тому же в Риме был сосредоточен огромный потенциал для исследования позднеантичных и средневековых памятников. Шедевры зодчества первых веков здесь все еще использовали как храмы. Оригинальные погребальные сооружения, прежде всего катакомбы, привлекали своей таинственностью. Даже «языческая» скульптура получала неожиданную «переатрибуцию» и тоже ставилась на службу церкви.1
Как религиозно-политический центр католического мира, Рим нуждался в изучении христианских древностей (особенно с началом Реформации, когда пришлось противостоять острой рациональной критике протестантских ученых). Но исследования здесь начались раньше, они были одним из аспектов интеллектуальной революции в Западной Европе XV в., так что история христианских древностей — дитя эпохи гуманизма.
Выше уже говорилось, что изучение раннего христианства уходит корнями в чисто средневековый интерес к реликвиям, в мир, веками знавший лишь религиозные ценности. В общении с ними искали божественного вдохновения и духовной поддержки. Еще св. Иероним, описывая в 413 г. молодые годы (Комментарии к Иезекиилю), вспоминал, как посещал катакомбы, на всю жизнь запомнив «ужас черного мрака» коридоров, где покоились тела бесчисленных христиан: «Когда юношей я жил в Риме и обучался свободным искусствам, я привык, с другими близкими мне по духу сверстниками, посещать по воскресеньям погребения апостолов и мучеников. Часто входил я в крипты, вырытые глубоко под землей, по обеим сторонам которых тянулись стены с телами усопших, где так темно, что кажется, будто исполнились слова псалма: «да сойдут они живыми в ад» (Пс. 54:16). Здесь и там свет, не из окон падая, но сверху через щели просачиваясь, оживлял ужас мрака. Так ощупью продвигаешься вперед, но черная ночь вновь смыкается вокруг и на ум приходит стих Вергилия: «Ужас везде предо мной, и молчание самое страшно» (Энеида, II, 755, пер. Валерия Брюсова).
Подобно Иерониму, христиане в IV в. посещали могилы мучеников и отмечали дни их памяти. Особенно горячее почтение к некрополям питал папа Дамас (366-384), много сделавший, чтобы «помочь археологам будущего в отыскании конкретных погребений». В VII в. уже существовали подробные путеводители (итинерарии), детально описывающие, как найти то или иное погребение, но тогда же начался и активный перенос останков в церкви. Одним из самых популярных был поздний итинерарии Вильяма из Мальмсбери (William of Malmsbury, 1120—1140), составленный для крестоносцев. Позже итинерарии, наряду со сведениями «Книги пап» (Liber Pontificalis), сослужат добрую службу не только паломникам, но и ученым, которые в конце концов убедятся в достаточной точности «путеводителей».
В XIV в. интерес пилигримов к катакомбам ослаб, они были заброшены и в основном забыты до конца XV в., когда началось собственно научное исследование. В 1475 г. основатель Римской академии, гуманист Помпоний Лаетто (1428-97), спустился в катакомбы Сан Каллисто (св. Калликста) на Виа Аппиа, о которых еще помнили (его спутники не устояли от искушения оставить на стенах, прямо по росписям, шуточные граффити). Примерно на столетие эти и другие вновь открытые катакомбы (Претекстата, Петра и Марцеллина) вновь стали местом прогулок и размышлений. Но вскоре внимание к христианским древностям усилилось благодаря ряду важных открытий.
В 1551 г. антиквар Пирро Лигорио (1513—1583) объявил о находке им мраморной статуи мужчины, сидящего на каменном кресле, на одном боку которого была высечена Пасхалия (на семь циклов по 16 лет, от 222 до 333 г.), а на другом — список из 13 работ, в основном совпадающий со списком, приведенным Евсевием Кесарийским как сочинения пресвитера Ипполита (ЦИ. VI, 22). Последнему и была атрибутирована статуя, в чем сейчас имеются сомнения, т.к. обнаружена она при довольно подозрительных обстоятельствах.2 А. Брент недавно посвятил истории статуи, дискуссии с «католическими археологами» и реконструкции корпуса трудов пресвитера III в. особую работу. (Brent, 1995).
Примерно через полвека интересные находки были сделаны на месте базилики св. Петра, построенной еще Константином Великим. Работы по реконструкции велись в соборе очень долго, с 1452 по 1667 г. Пожелав найти крест, поставленный, по преданию, Константином на могиле апостола, папа Климент VIII (1592—1605) начал раскопки под вновь возводимым главным алтарем. Сразу удалось обнаружить следы древнего кладбища, но дело не довели до конца, опасаясь возможных разочарований (любители древностей, прежде всего аббат Бозио, безуспешно настаивали на продолжении работ — но к ним вернутся лишь через 350 лет (см. гл. IV-1). Однако несколько погребений все же были открыты, среди них — известный саркофаг Юния Басса.3
Не только случайные открытия вдохновляли ученых. Потребность во взаимной критике сделала актуальными как для католиков, так и для протестантов исследования обрядов, обычаев, устройства древней церкви, включая их вещественное, материальное оформление. Еще в 1560— 70-х гг. лютеранские богословы под руководством Матвея Флациуса издали «Магдебургские центурии», используя как источники (и одновременно их анализируя) рукописи, собранные из разных стран (в числе которых Болгария, Валахия и даже Московия; впоследствии часть манускриптов была утрачена). В начале XVII в., в ответ на «Центурии», ученый библиотекарь Ватикана кардинал Цезарь Бароний (1538—1607) издал 12 томов своих знаменитых «Анналов» (Annales ecclesiastici), где, помимо массы ранее неизвестных документов (правда, изданных некритически), использовал как аргумент и некоторые вещественные древности. Труды Барония сыграют позднее важную роль в становлении исследований церковных древностей в России (см. гл. IX).