Сорок четыре года властвовал в Коринфе Периандр, признанный повсеместно несмотря на всю его жестокость образцом царской мудрости, господствуя благодаря своему флоту от Ионического моря вплоть до Фракии. При том разумном покровительстве, которое он оказывал благороднейшим стремлениям науки и искусства, нет сомнения, что он и как государственный человек преследовал возвышенные цели. Он был сначала снисходительнее и ласковее своего отца; ему было приятно давать людям больше свободы действий. В это время им было произнесено прекрасное изречение, гласившее, что царь, который желает господствовать спокойно, должен окружить себя любовью и доброжелательностью, а не оружием и телохранителями. Он получил слишком хорошее чисто эллинское воспитание, чтобы не сознавать всей цены добродетели и дружбы и всех высших благ человека. Он хотел сделать людей счастливыми, но хотел сделать это по-своему, сообразно своей теории. Если это ему не удавалось, то у него не было достаточно самообладания, для того чтобы терпеливо пойти иным путем; напротив, раздражаясь от каждого сопротивления, озлобляясь вследствие каждой неудачи, он хотел путем принуждения добиться того, что ему не удавалось сделать добром. Одна насильственная мера вызывала другую, каждое тираническое средство, употребляемое им, все больше отдаляло его от народа и от лучших сторон его собственной природы.
Старик Периандр был совсем другой человек, чем тот юноша, который некогда вступил на престол Кипселидов, подавая такие большие надежды. Перемена эта приписывалась тому влиянию, которое имели на него сношения с другими тиранами (например, с Фрасибулом Милетским) и их заразительно действующий пример. И попытки восстания, и угрозы извне также помогли, быть может, сделать из него все более и более недоверчивого деспота. Наконец, и домашние невзгоды легли черной тучей на чело стареющего Периандра и омрачили его ум. Он был женат на дочери тирана Прокла, Лизиде из Эпидавра, которую он полюбил, увидев ее во дворце ее отца, когда она, грациозно двигаясь в легком дорийском одеянии, наливала во время пира вино слугам. Он называл ее, когда она стала его супругой, Мелиссой.
После того как Мелисса родила двух сыновей и одну дочь, она внезапно умерла, ни для кого не было тайной, по чьей вине она умерла. Над Периандром тяготели муки нечистой совести, которую он старался заглушить суеверными средствами. Он вступил в сношения с оракулом мертвых близ Ахерона в Эпире, где ему явился дух Мелиссы; он устроил ей блестящие похороны, причем сжег будто бы в святилище Геры роскошные одеяния коринфских женщин.
Между тем выросли в простодушной невинности дети Мелиссы. Оба ее сына, Кипсел и Ликофрон, охотно ездили в Эпидавр ко двору деда. Прокл привлекал их к себе и, видя, что они достаточно созрели для серьезной жизни, он, провожая их из своего дворца, спросил их однажды, знают ли они убийцу матери. Старший, более ограниченный мальчик, не обратил внимания на вопрос, но младшего, Ликофрона, вопрос этот кольнул в сердце. Он не успокоился, пока не узнал истину, и тогда страстно погрузился в это первое горе его жизни, так что не знал другого чувства, кроме сожаления о своей матери и отвращения к отцу. Периандр нашел сына совершенно изменившимся, он не мог добиться от него ни взгляда, ни поклона; рассерженный, он изгнал его из своего дома и под угрозой тяжелой кары запретил всем гражданам открывать доступ в их дома блудному его сыну. Вскоре его увидели совершенно обезображенного вследствие голода и полного пренебрежения, в котором находилось его тело, блуждающего по дворам богатого города и более похожего на безумного нищего, чем на рожденного в пурпуре сына великого Периандра. Тогда отец сжалился над сыном, он подошел к нему, когда подумал, что его уже сломила нужда, пригласив его в свой дом, предложил ему все, что следовало по праву наследнику самого богатого престола в Элладе; он хотел, чтобы сын узнал, насколько лучше быть предметом общей зависти, чем возбуждать сожаление. Но Периандр не получил другого ответа кроме насмешливого предостережения, что «он будет наказан за то, что смел поговорить с Ликофроном».
Ничего не оставалось делать, как только выслать его. Отец велел отвезти его на остров Керкиру, который Кипселиды снова подчинили Коринфу, и надеялся, что там, вдали от впечатлений родительского дома, он наконец образумится. Там он оставался в течение многих лет, забытый, как бы пропавший без вести. Периандру же становилось все более жутко в его опустевшем дворце, по мере того как он сам старился и как вместе с тем утрачивалась та гибкость духа, с которой он до того времени руководил сложными государственными делами. Младший его сын был его единственной поддержкой, на него он рассчитывал как на опору своей старости, в могучей силе его воли он видел гарантию прочности своей династии. И вот, по определению злосчастного рока, сила эта проявлялась в виде упорного противодействия; он видел, как отвращалось от него с омерзением единственное человеческое сердце, чьей любовью он дорожил, и все планы его жизни разбивались об упорство того, для кого они строились.
Что за прок был несчастному старцу в том, что он пошел войной на Прокла, виновника всего зла, и присоединил к коринфским владениям земли своего тестя вместе с Эгиной! Проклятие Мелиссы тяготело над ним, и этот гордый человек снова должен был обратиться с просьбой к сыну. Он послал свою дочь в Керкиру. Она должна была поставить брату на вид преклонные лета отца и опасность, угрожавшую династии. Все было тщетно! Он заявил, что никогда не вернется в Коринф, пока будет там убийца его матери. Твердость Периандра была сокрушена, он решил всем пожертвовать, чтобы только не видеть торжества тайных врагов его дома. Снова триера причаливает к Керкире. Герольд возвещает, что Периандр хочет уступить сыну свою власть и что отец хочет прожить остаток дней своих в Керкире.
Ликофрон в душе своей всегда оставался царем. Воля его одержала победу, теперь он надеялся иметь возможность почтить память матери всеми средствами, находившимися во власти коринфского властителя. Он велел ответить, что приедет. Но проклятие, тяготевшее над этим домом, еще не было снято. Перспектива увидеть у себя Периандра, становившегося из года в год все более нелюдимым, переполнила мучительным страхом керкирцев, расстроить его планы стало для них вопросом первой важности. Они умертвили Ликофрона, и таким образом осталось без успеха все глубокое самоуничижение, на которое решился тиран. Однако керкирцы все-таки увидели его грозное лицо, когда он как мститель за своего сына явился к ним со своим флотом, обложил контрибуцией их остров и послал их благороднейших отроков к лидийскому двору для позорного изувечения. Но могущество Кипселидов было сокрушено навсегда. Удрученный горем, слег на смертный одр этот царь, которого поэты прославляли как богатейшего, мудрейшего и счастливейшего из всех эллинов.