Значительная часть атлантологической литературы полна пророчеств. Например, таких: «Точно так же, как Шлиман когда-то открыл Трою, будет однажды открыта Атлантида. И тогда мы докажем всем скептикам, что мифы, легенды и античные авторы правы». Конечно, включение в один ряд Гомера и Платона несколько сомнительно, но на этом мы останавливаться не будем. Гораздо важнее другое: все, кто верят в обнаружение Атлантиды на морском дне, верят в это чисто платонически. Этой игрой слов мы и ограничимся. Ведь те, о ком мы говорим, верят в открытие, даже не пытаясь хотя бы в первом приближении проанализировать, реальна ли вообще такая надежда. Есть ли надежда на обнаружение, а главное – на сохранение, если задуматься над тем, что остатки Атлантиды, если она действительно существовала, покоятся на морском дне уже 11 500 лет? Раз такой анализ не провели непримиримые сторонники существования Атлантиды, проведем его мы.

Первым шагом к обнаружению предполагаемых огромных археологических остатков, распространенных на значительной площади морского дна, является точное картографирование его рельефа. Мы уже несколько раз указывали на то, что затонувшую Атлантиду скорее всего можно найти на подводной возвышенности, то есть на вершине какой-нибудь крупной подводной горы, на подводном плато или в каком-нибудь другом подобном месте. А нанести на карту все возвышенности морского дна – дело не шуточное.

Наука, занимающаяся изучением рельефа земной поверхности, называется геоморфологией. Она исследует не только рельеф суши, но и рельеф морского дна. Поскольку морского дна мы не видим, то для того, чтобы «ощупать» его и изобразить на карте, мы вынуждены прибегать к помощи различных приборов. Сначала такие приборы были весьма простыми. Например, обычный груз на пеньковом тросе или стальном проводе, то есть простейший механический лот для измерения глубин. Практически до 1925 года именно таким способом измерялись глубины, в том числе и в глубоководных частях океана. С 1920 года, вскоре после окончания первой мировой войны, стали пользоваться новым устройством, так называемым эхолотом (или сонаром). В ту пору эхолотные измерения были большой редкостью, сейчас же без эхолота не обходится ни одно более или менее крупное рыболовное судно. Эхолот – акустический прибор, в котором используется метод посылки звуковых сигналов и их отражения от морского дна. Посылается звуковой сигнал, который затем отражается от дна и регистрируется принимающим устройством, установленным на днище корабля. Глубина определяется по времени, которое требуется звуковой волне для прохождения расстояния от корабля до дна и обратно. Самыми удобными являются ультразвуковые эхолоты, основанные на том, что в морской воде ультразвук почти не поглощается. Позднее эхолот соединили с валиком и записывающим устройством, чтобы глубину не только непрерывно измерять, но и записывать. Казалось, что проблема полностью решена: мы можем точно измерять глубину моря, фиксировать на эхо-граммах даже самые незначительные неровности дна и тем самым обнаруживать все, чему место либо не место на морском дне. Однако и здесь нашлось много «но». На некоторых старых эхограммах появлялись острые зубцы и глубокие впадины. Сначала все полагали, что это подводные горы и депрессии. Однако выяснилось, что характер записи не имеет ничего общего с действительным рельефом дна, а объясняется колебаниями напряжения электрического тока. Этот дефект был устранен с помощью стабилизаторов электрического напряжения. Хуже обстояло дело с нечеткими контурами эхограмм. Да и точность оставляла желать лучшего, так что мелкие детали морского дна выявить не удавалось. Только в последние годы были сконструированы высокоточные эхолоты, способные регистрировать даже на больших глубинах детали размером менее 2 метров. Еще одна сложность состоит в том, что звуковая волна может отразиться от морского дна несколько раз. Например, от дна подводного желоба или от его стенок. Здесь-то мы и приближаемся к сути проблемы, почему даже сегодня мы еще не можем точно сказать, какова же, собственно, наибольшая глубина Мирового океана. Дело в том, что максимальные океанские глубины находятся в подводных желобах, то есть в глубоких понижениях морского дна с весьма отвесными стенками. От них-то и отражаются вторичные эхолотные импульсы, делая эхограммы нечеткими, неудобочитаемыми. Вот причина того, почему мы точно не знаем, какова же глубина Марианского желоба – 11 022 или 11 034 м (или какая-то иная величина). Именно поэтому было, например, опровергнуто британским адмиралтейством сообщение о якобы обнаруженной рекордной глубине (свыше 11 500 м) у Филиппин. Аналогичным образом выражается сомнение в точности замеров наибольшей глубины в Атлантическом океане (9218 м, желоб Пуэрто-Рико. Именно поэтому до сих пор не известна истинная глубина Амирантского желоба в Индийском океане (по некоторым измерениям, она должна составлять более 9000 м). Но и это еще не все трудности, с какими сталкиваются исследователи при измерении глубин. Существует целый ряд других факторов. Ведь океанская вода – неоднородная среда. Звук в ней распространяется с различной скоростью, зависящей от температуры воды, давления, солености и плотности. Приведем сложную на первый взгляд формулу:

C=C₀+C_tΔT+C_pΔP+C_SΔS,

где C – скорость звука; C₀ – скорость звука в воде при нормальных условиях (то есть при температуре 0°C, давлении 1 атм, солености 35°/оо). В этих условиях C₀ равняется 1450 м/с. C_t C_p и C_S являются константами, а Δ (T, P, S) – изменениями температуры, давления и солености. На первый взгляд это сложное уравнение сообщает нам лишь то, что равнодействующая скорости звука зависит от температуры, давления и солености и изменяется вместе с ними. Все эти величины воздействуют на плотность воды. Известно, что, чем плотнее среда, тем большей звукопроводимостью она обладает. После этих теоретических выкладок представим себе, что плотность океанской воды не всюду одинакова; сразу под поверхностью она плотнее, затем обычно следует слой с меньшей плотностью, а еще глубже появляется гомогенный слой холодной и плотной воды. На малых глубинах влиянием плотности воды на эхолотное измерение можно пренебречь, но на больших глубинах отклонения могут составлять уже несколько десятков метров. Следовательно, все члены уравнения должны строго учитываться. Нельзя, однако, представлять себе дело так, будто бы на палубе океанографического судна сидят несколько математиков с логарифмическими линейками и быстро пересчитывают полученные данные по указанному уравнению. Даже счетные устройства сегодня пока еще не применяются. Все происходит следующим способом: разработаны сложные таблицы и номограммы, на основании которых опытный океанограф быстро, в течение нескольких десятков секунд, осуществляет корректировку с учетом плотности воды.

Мы перечислили все трудности, стоящие на пути точного измерения глубин и воспроизведения форм рельефа морского дна. Их столько, что кто-то, пожалуй, мог бы приуныть и не ждать от океанологов особых чудес. Однако все они постепенно устраняются в результате совершенствования технического оснащения судов, и появляются обзорные геоморфологические карты дна всех океанов.

С увеличением количества глубинных замеров изменялись наши представления о рельефе морского дна. На основании сетки измерений и профилей океанологи строят батиметрические (глубинные) карты. В наглядную форму глубины переводятся при помощи изобат, точно так же как рельеф на суше изображается при помощи изогипс.

Несмотря на всю относительность наших современных знаний, кое-что мы все-таки уже знаем о дне Атлантического океана и Средиземного моря. Мы можем изобразить на картах возвышенности, плато и подводные горы, на которых есть вероятность найти остатки затонувшей цивилизации. Однако само измерение глубин эхолотом доказать их присутствие не может. Для этого нам необходимо видеть морское дно, причем лучше всего при помощи подводного фотографирования или телевидения, если уж нельзя собственными глазами. И только если бы нам невероятно повезло, мы обнаружили бы в случайно поднятой на палубу пробе дна какое-нибудь творение рук человеческих, насчитывающее возраст 10 000 лет, быть может, и созданное атлантами.

Давайте на мгновение представим себе, что обломки Атлантиды действительно попали на дно моря, где спокойно покоятся целых 11 500 лет. Если бы они находились на глубине всего нескольких десятков метров, их могли бы обследовать водолазы, и тогда все было бы проще простого. Водолазы – профессионалы и спортсмены – уже обладают достаточным опытом в поисках и открытии затонувших древних и античных городов или же остовов кораблей, потерпевших крушение 5 тысячелетий назад. Однако до настоящего времени никто не обнаружил на дне моря ничего такого, что можно было бы считать остатками Атлантиды. Но об этом мы поговорим позже. Если бы остатки Атлантиды были найдены на стометровой, а тем более тысячеметровой глубине, не оставалось бы ничего иного, как «ощупать» дно приборами, взять пробы донных осадков или осмотреть дно с помощью подводного телевидения, фотокамер или непосредственно из иллюминаторов подводных аппаратов.

Фото 11. Образец эхограммы морского дна. Запись сделана в Средиземном море и изображает поднятие шириной около 100 км. Стрелки указывают, что звуковые волны распространяются и под поверхностью дна, где отражаются от границ между слоями донных отложений разной плотности. (По Р. Дикону, 1969)

Сначала несколько слов о взятии образцов со дна. В основном это осуществляется тремя способами: с помощью так называемых грунтовых трубок, драг и дночерпателей. Грунтовая трубка представляет собой полую трубу со специальным наконечником, которая врезается в дно, захватывает осадки и поднимает их на борт судна. В последнее время используются грунтовые трубки с поршнем, всасывающие ненарушенный столб осадков, так называемый керн. Керны чаще всего имеют длину от 5 до 20 м, однако уже были предприняты попытки отбирать керны длиной до 30 м. По ним можно определить не только современное геологическое строение морского дна, но и древнее, вплоть до позднего третичного периода. Знаменитое судно «Гломар Челленджер» осуществляет глубоководное бурение с помощью модернизированного бурового комплекса, поднимающего грунт с глубины до 1000 м ниже поверхности дна. По кернам можно судить о том, как изменялось осадконакопление, а значит, и характеристики морской воды и другие условия. Однако по керну горной породы трудно определить, как выглядит поверхность дна. Если диаметр грунтовой трубки составляет 10 см, то только по счастливейшей случайности в нее может попасть какой-либо предмет, покоящийся на дне. Кроме того, грунтовые трубки с трудом поднимают со дна тяжелые горные породы. Если они наталкиваются под поверхностью дна на твердый базальт, то, как правило, не выдерживают сопротивления и ломаются. Если бы они натолкнулись на мраморные колонны затонувшей Атлантиды или на ее мощеные дороги, они бы ничего не подняли на поверхность моря.

Вторым способом отбора материала с морского дна является драгирование. Драга – это, по сути дела, металлический ковш, который тянут за судном на тросе и в который собирается лежащий на дне материал. Драга удобна для сбора образцов фауны или для сгребания валунов. В последнее время она применяется и для сбора железомарганцевых конкреций. При таком способе взятия образцов на палубу судна попадает очень много интересного материала; но при этом мы почти не получаем сведений о том, как был расположен материал на дне, был ли он связан каким-то образом с основанием или лежал свободно, как был ориентирован и т. д. Тем не менее многие из добытых таким способом образцов задали серьезные загадки геологам. Например, кусок глинистого сланца, относящегося к началу палеозоя, с включенным в него кембрийским трилобитом, поднятый со дна в северной части Атлантического океана. Или странные каменные ядра, найденные вблизи Азорских островов. В конце концов выяснилось, что сланец был принесен глыбой льда, а каменные ядра являются естественными формациями, а вовсе не произведениями рук человеческих. Так же спокойно драга сможет вытащить когда-нибудь и кусок каменной кладки, и необожженный кирпич, и кусок металла, например медный слиток. И мы точно так же не будем знать, автохтонна кирпичная кладка или ее куски принесены откуда-то к месту обнаружения глыбами льда или мутьевыми потоками с шельфа. По этим причинам для наших целей драгирование не очень подходит. Само собой разумеется, что при использовании дночерпателя сохраняются те же трудности.

Фото 12. Подводная фотография, показывающая подушкообразные скопления базальтовой лавы на морском дне. В углублениях фораминиферовый известковый ил. Снимок сделан в одном из районов Срединно-Атлантического хребта на глубине 1800 м. Из журнала «Scientific American», 1969

Фото 13. Специальные приборы, предназначенные для исследования магнетизма морского дна, могут применяться для обнаружения металлических предметов под слоем донных отложений (фото О. Трубача)

Следовательно, остается подводное фотографирование и телевидение. Первые подводные фотографии сделал уже в 1883 году француз Луи Бутан. Но только в наш век возможности фотокамер значительно возросли. В 30-е годы прекрасные цветные фотографии, сделанные под водой, публиковал журнал «Нейшнл джеографик»; позднее подводной фотосъемкой занялся Жак-Ив Кусто, ныне подводное фотографирование уже не представляет собой технической проблемы. В руках водолазов и аквалангистов появились специальные герметизированные камеры. Подводная фото- и киносъемка стали не только любимым и весьма распространенным хобби, но и профессиональной деятельностью. В 50-е и 60-е годы на экранах демонстрировалось множество любительских и профессиональных фильмов разного качественного уровня. И хотя, как правило, преобладала тяга к сенсационности, все же подводная фотография и кино значительно способствовали познанию «мира тишины» («Мир тишины» – так назывался цветной фильм, снятый Ж.-И. Кусто во время одной из экспедиций на судне «Калипсо». В 1956 году на фестивале в Каннах он получил «Золотую пальму». – Прим. ред.). С камерой человек может опуститься на глубину нескольких десятков, а теоретически и нескольких сотен метров. Правда, как правило, он к этому не стремится, ибо самый интересный и разнообразный мир, самые яркие картины находятся в верхних десятках метров, там, куда проникает солнечный свет. Именно таким способом снимались на кино- и фотопленку затопленные города и остовы затонувших судов.

Для исследования больших глубин, важных для нас с точки зрения атлантологической проблематики, были сконструированы автоматические камеры с автономным осветительным устройством. Такие аппараты можно опускать на глубины, достигающие нескольких километров. Они включаются автоматически, как только груз касается дна. При помощи глубоководного фотографирования было обнаружено много любопытного – неизвестные глубинные рыбы, многие образования на дне, например рябь, следы деятельности придонных организмов и т. д. Но до сих пор ни на одной из фотографий не было зафиксировано ничего, что могло бы послужить ориентиром в поисках Атлантиды. А ведь в глубинах моря было сделано уже несколько десятков тысяч фотографий. Только в Атлантическом океане и в Средиземном море что-то около пяти – восьми тысяч. Конечно, это ничтожное количество по сравнению с размерами поверхности тех мест, где мы могли бы ожидать найти Атлантиду. Одна подводная фотография, сделанная с высоты 1 м над дном, охватывает приблизительно 4 м² морского дна. Следовательно, на 8000 фотографий в обоих указанных регионах отражены всего лишь 32 000 м² дна, то есть менее квадратного километра, тогда как общая площадь поднятий, хребтов и плато составляет по меньшей мере 1 млн. км². Какая же огромная разница между поверхностью дна, которую мы уже видели, и той, которую нам еще нужно увидеть! Разумеется, подводное фотографирование по-прежнему продолжается, однако значительно скорее идет изучение морского дна при помощи подводного телевидения и особенно при помощи обитаемых подводных аппаратов.

Наибольший скачок в развитии подводного телевидения произошел во время Международного геофизического года (1957–1958), когда удалось оценить запасы железомарганцевых конкреций, находящихся на дне океана (практически неисчерпаемого источника таких металлов, как марганец, железо, никель, медь, ванадий, кобальт). Именно здесь-то и пригодилось подводное телевидение (Запасы железомарганцевых конкреций во время МГГ были оценены с помощью подводной фотографии. – Прим. ред.). Камера и источник света могут управляться как водолазами, так и дистанционно, с корабля. Существующие системы могут использоваться до глубин 6000 м. Четкость изображения на таких глубинах очень хорошая, и на экране мы видим все почти так же, как на экране обычного бытового телевизора. В последние годы телевидение используется и при подводных археологических исследованиях на шельфе. Таким образом, основные надежды на «осмотры» большой поверхности дна и на новые открытия связаны скорее с телевизионными камерами, нежели с подводными фотоаппаратами. И то лишь при условии, что мы сможем использовать телевидение также и для научных целей, а не только для коммерческих. Телевизионная камера позволяет составить общий обзор большой площади нужного ареала: она может вернуться назад, осмотреть подозрительные предметы с разных сторон или с более близкого расстояния. В странах СЭВ тоже налажено производство камер для подводных исследований. Одна из моделей разработана и в ЧССР. Правда, она предназначена главным образом для изучения морских полезных ископаемых, но кто знает, не появится ли на экране при разглядывании железомарганцевых конкреций на вершине какой-нибудь подводной горы развалившаяся каменная кладка или другой объект, созданный человеческими руками.

Предыдущая | Оглавление | Следующая