Но что такое представляли собой в то время Афины? Несколько обломков старой городской ограды, несколько отдельных домов, где квартировали персидские военачальники, еще уцелели; все остальное было грудой мусора и развалин. После Платейской битвы жители Саламина, Трезены, Эгины вернулись в свои земли; в трудном деле возвращения на родину и нового устройства жизни в ней афиняне не могли даже воспользоваться их флотом и экипажем. В такой стране, как Аттика, все благосостояние зависело от непрерывного, тщательного возделывания почвы. Опустошенные земельные участки по большей части лишились всякой ценности. Нужно было как-нибудь пособить горю, чтобы с грехом пополам прожить зиму.
С наступлением весны могла уже начаться перестройка города. Все зашевелилось в радостном соревновании. Денег и рабов было большое обилие, строительный материал подвозился со всех сторон. Понятно, как граждане должны были стремиться после томительного беспокойства бродячей жизни и всех бедствий последних лет снова зажить в собственном городе, у собственного очага! Но и теперь еще никто не думал об удобствах домашнего быта, а прежде всего о судьбе всего города и об его безопасности.
Фемистокл, основатель портового города, по справедливости пользовался в этом деле общественным доверием. Переселить афинских граждан в Пирей, что он сделал бы всего охотнее, было неудобно уже по религиозным мотивам. Ввиду стесненных обстоятельств было немыслимо строить город по новому, правильному плану; было решено распространить во все стороны его окружность за пределы старинных стен, уцелевших еще от эпохи Писистратидов или Клисфена, для того чтобы иметь возможность предоставить убежище сельским обитателям внутри своего же города в случае новой осады. С северной стороны городские стены выдвинулись дальше на равнину; на востоке был, быть может, впервые включен в пределы города храмовой округ Зевса Олимпийского; скалистые хребты гор, далеко раскинувшиеся по направлению к юго-западу и издревле густозаселенные, покрылись линией стен, которые должны были образовать обширное, заостренное со стороны моря передовое укрепление. Сильный духом Фемистокл настаивал на том, чтобы, несмотря на временные бедствия и невольную торопливость, обращалось внимание не на одни только потребности данной минуты, но чтобы из прежних развалин возникли Афины, увеличенные и крепкие, для того чтобы и город, и вся страна могли с полной самостоятельностью и силой встретить опасности будущих войн.
Но за афинянами не хотели даже признать право воздвигать укрепления по собственному усмотрению. Величественные предприятия их снова пробудили прежнюю зависть и злобное недоброжелательство. Ближайшие приморские государства, за такое короткое время превзойденные Афинами, со страхом следили за тем, как укреплялось могущество Афин на севере и востоке Архипелага. Надо было придумать средства помешать дальнейшему расширению их власти.
Вследствие этого пелопоннесские государства, в особенности Эгина и Коринф, поспешили обратить внимание Спарты на сложившееся положение вещей. Уступчивость Афин, говорили они, не должна вводить в обман спартанцев; афиняне как будто признавали первенствующее значение Спарты, но только пока это требовалось их собственной выгодой; вскоре они сами возвысятся над всеми, откажутся тогда от внешнего подчинения и уничтожат эллинскую союзную конституцию. Теперь Афины еще беззащитны и не в состоянии отвергнуть требование Спарты, но, лишь только окончится сооружение их стен, они навсегда освободятся от влияния Спарты. Поэтому необходимо действовать немедленно же, пока еще в руках спартанцев находится будущность Греции. Враги Афин были совершенно правы со своей точки зрения, и так как Спарта, согласно духу своих законов, знать ничего не хотела о городских стенах и хорошо понимала, что окруженный крепкими стенами город станет недоступным для пелопоннесского военного искусства, то и было действительно решено помешать во что бы то ни стало сооружению аттических укреплений. Но так как публично заявить свои истинные побуждения было не совсем удобно, то пелопоннесцы — конечно, лишь под предлогом интересов родины — высказали мнение, что только их полуостров годится для успешной обороны и что поэтому следует, опираясь на опыты последних походов, раз и навсегда выработать и постановить определенную систему защиты. Приходится, по их мнению, будто бы убедиться, что отстоять Среднюю Грецию нет возможности; всякое укрепленное место, лежащее к северу от перешейка, станет в случае новой войны только опасной точкой опоры для неприятеля, как было, например, с Фивами. Без всякого стыда было открыто высказано это трусливое мнение, вполне противоречившее платейским постановлениям; афиняне были даже приглашены участвовать в срытии всех укреплений Средней Греции. Спарта взяла на себя поручение позаботиться о выполнении этого постановления и прежде всего настойчиво потребовать приостановки сооружения стен.
Враги Афин избрали благоприятное для себя время. Афиняне не имели бы возможности сопротивляться, если бы к ним вступило пелопоннесское войско, чтобы привести в исполнение постановление большинства союзного совета; довести дело до столкновения в открытом поле со спартанским сухопутным войском было невозможно. Таким образом, Афины, столько вытерпевшие и потрудившиеся на пользу общей родины, попали благодаря коварному замыслу завистливых соседей в крайне стесненное положение и подвергались опасности утратить всю свою самостоятельность.
Тут могла выручить одна только хитрость. Когда спартанцы обратились со своим деспотическим требованием к Афинам, Фемистокл немедленно приостановил постройки и, выказывая с виду уступчивость, обещал прибыть в Спарту, чтобы лично обсудить дальнейшие меры.
Прибыв туда, он начал пропускать день за днем под предлогом ожидания остальных послов, между тем как, по его указанию, в Афинах все, кто только мог работать, городские и сельские жители, мужчины и женщины, дети и рабы, неустанно трудились над сооружением городских стен, пользуясь для этого всем готовым материалом. Даже надгробные памятники не были пощажены, мраморные горельефы их разламывались и употреблялись для фундамента.
Лишь только стены достигли такой высоты, что могли быть защищены в случае нужды, остальные послы двинулись по направленно к Спарте. Но и теперь Фемистокл все еще смело отрицал факт сооружения стен, и после многих препирательств по этому поводу, после многих противоречивых вестей он пригласил, наконец, спартанцев послать в Афины надежных людей, для того чтобы не судить больше по одним показаниям путешественников, а официально убедиться в положении дел. Сам же Фемистокл изъявил готовность остаться со своими товарищами в Спарте в подтверждение истины своих показаний.
Так и случилось. Но, когда прибыли в Афины спартанские послы, они были задержаны там по предварительному распоряжению, для того чтобы служить обеспечением свободы Фемистокла. Лишь только получил он известие об удачном выполнении его замыслов, как он сбросил с себя личину и прямо заявил, что в минуту тяжкой нужды, всеми оставленные, афиняне уже дважды покидали свой город и свою страну, теперь же они, по собственному усмотрению, окружили свой город стенами; это будет лучше и для них, и для всей Греции, так как Эллинский государственный союз основан на принципе равной самостоятельности всех его членов.
Враги Афин поняли, что их план расстроен, и вынуждены были прикидываться довольными, как ни горько было их разочарование. Они притворились тогда, будто хотели только дать добрый совет, и под конец обоим посольствам ничего другого не осталось сделать, как мирно разойтись по домам.
Эта довольно грубо задуманная хитрость никак не могла бы удаться, если б спартанские власти не благоприятствовали Фемистоклу; они уступили настояниям союзников, не заботясь серьезно о выполнении плана. Фемистокл имел, вероятно, со времени своего последнего пребывания в Спарте значительное число приверженцев. Но каковы бы ни были средства, употребленные им для удачного выполнения его замысла, они оправдывались стесненными обстоятельствами и недобросовестностью противника, так что даже Аристид не счел зазорным принять участие в посольстве. Благодаря его счастливому результату Фемистокл стал как бы новым основателем своего родного города, восстановителем его независимости. Будущность Афин была обеспечена, и с той поры все, что относилось к внутреннему устройству города, равно как и к развитию внешнего его могущества, шло быстро вперед по тернистой дороге.
